Записки путешествующего ветеринара: нескучные истории о диких пациентах  - Джонатан Крэнстон

Джефф, управляющий фермой, только что закончил спиливать второй рог сабельной пилой фирмы Black & Decker. Он бросил рог одному из своих коллег, распрямился, застонал и потянулся, потирая поясницу. Ему было за шестьдесят. Одет в неприлично короткие голубые легкие хлопковые шорты и плотную с коротким рукавом рубашку цвета хаки, на ногах ботинки в стиле милитари. Настоящий фермер-африкандер, грубый и жесткий, но с огромным сердцем и нежной душой. Посвятив всю свою жизнь работе с дикими животными, он внутренне закалился. И все же жуткая реальность пребывания на переднем фронте борьбы с охотниками на носорогов не прошла даром. Каждое утро он выходил, чтобы проверить территорию своего охотничьего заказника площадью в 200 гектаров, боясь найти то, что он ожидал. Прежде мне лишь однажды пришлось видеть подобные снимки, и это было достаточно шокирующим зрелищем. Мне трудно было представить себе ощущение, когда ты находишь изувеченное животное, которое ты знал еще малышом, видел, как оно растет, как у него самого появляется детеныш, как оно выкармливает и воспитывает его. А если ты, ко всему прочему, еще знаешь, как сильно он страдал, прежде чем умер, это доставляет тебе просто физическую боль. Джефф сказал, что так случалось часто.

Причиной нашего присутствия и нашего участия в этой рискованной процедуре усыпления здорового животного была помощь в осуществлении программы по обезроживанию носорогов с целью предотвратить их убийство на ферме браконьерами. Надежда была на то, что если вернуть рогам их зачаточную форму, оставшаяся роговая ткань станет непривлекательной для браконьеров. Процесс спиливания рогов у животных строго контролировался. Владелец носорогов должен был получить специальную лицензию из Совета по проблемам парков, разрешающую спиливать у них рога.

После получения данной лицензии требовалось присутствие государственного ветеринара, который должен был наблюдать за процессом и документально зафиксировать всю операцию. Сегодня государственным ветеринаром был Дилерей, высокий, стройный молодой парень. Это была его первая работа после окончания ветеринарной школы, и в качестве таковой довольно непростое для новичка задание, чтобы диктовать свои правила этим закаленным жизнью фермерам. Но он был открытым, дружелюбным, приятным парнем, и на сборе группы в тот день сразу стало понятно, что Джефф и старшие работники испытывали к нему глубокое уважение и симпатию.

Когда Джефф закончил срезать рог, Дилерей и еще парочка студентов-ветеринаров засуетились у головы носорога, беря образцы крови из ушной вены, собирая образцы шерсти и когтей, подбирая любые оставшиеся фрагменты рога, вживляя чипы и фотографируя носорога. Все это было частью данных ДНК-идентификации, которые позволяли установить принадлежность рогов конкретной ферме, включая все характеристики животного, а также дату и время, когда были спилены рога. Учитывая невероятную ценность рогов, вся документация должна была быть безупречна, чтобы не допустить даже намека на коррупцию или необъяснимое «исчезновение» рогов.

Но несмотря на все предпринимаемые усилия, коррупция все равно была пугающе распространенным явлением. Каждый килограмм рога стоимостью в 65 000 фунтов стерлингов обеспечивал состояние, которое большинству африканцев пришлось бы зарабатывать всю свою жизнь. И это зачастую являлось слишком большим искушением.

Я вспомнил разговор, который у меня был двумя годами ранее с лесничим из национального парка Чобе в Ботсване, когда мы ехали с ним утром на загон зверя. Это была моя первая поездка в Африку, и мне хотелось узнать больше о проблеме браконьерства. Он сказал, что всего несколько месяцев назад парк потерял своего последнего черного носорога, убитого браконьерами, – жуткое потрясение для всех, кто сражался, в буквальном смысле, чтобы не допустить подобного исхода. Но что еще страшнее, когда они обнаружили рог с помощью трекера, вживленного под кожу животного, он оказался под кроватью одного из охранников парка.

– В этом заповеднике нельзя доверять никому, – сказал он.

Джефф отошел от носорога. С этим животным работа была завершена, но мы были только в самом начале пути. Оставалось еще девять носорогов, нам предстоял долгий и трудный день. Он взглянул на меня. Я все еще держал в руке тот кусок рога, что он мне бросил. Перехватив мой взгляд, он прочитал мои мысли.

– Ты удивляешься тому, как можно изуродовать такого красивого животного из-за чего-то, похожего на наши ногти? Или что-то вроде того?

– Что-то вроде того, – подтвердил я. – На вкус это наверняка отвратительно, и нужно быть полным глупцом, чтобы верить в его целительные свойства. Я просто не понимаю этого.

– Все объясняется отчаянием и трехтысячелетней традицией. Этому невозможно противостоять, и они даже не догадываются о той степени жестокости, которая связана с добыванием рога. И потом ребята, делающие эту грязную работу, находятся на грани нищеты и с трудом могут прокормить себя и свою семью. А тут приходит некто, предлагающий им сумму, которая им и не снилась, за определенную информацию или одну ночь работы. Ничего удивительного в том, что они тут же хватаются за это предложение. Мы можем презирать их, задыхаясь от гнева и содрогаясь от ужаса и неверия в то, что человек может быть таким бесчувственным и жестоким. А сами лежим в своих удобных постелях, смотрим телевизор в своих уютных домах и совершаем покупки в огромных супермаркетах, забитых всеми мыслимыми продуктами. Нам незнакомо чувство отчаяния от отсутствия еды и мысли, где в следующий раз найдешь ее. Для них выбор прост: либо животное, либо я. За каждым убитым браконьером стоит еще сотня желающих занять его место.

Прежде я никогда не задумывался об этом, мне открылся новый взгляд на вещи. И это прозвучало неожиданно хлестко, учитывая, что видел и пережил этот человек. Неожиданно проблема предстала передо мной в совершенно ином ракурсе. Мне стало стыдно, что я, иностранец, влезаю сюда со всеми своими предубеждениями и предрассудками, не догадываясь о нюансах проблемы.

Да, это была гнусная, незаконная торговля, которая ставила данный вид на грань исчезновения – здесь не может быть иного мнения, – но с другой стороны, никогда не найдется простого решения данной проблемы по причине ее многоплановости, и я только сейчас начал осознавать всю ее неоднозначность.

– Это порочные, подлые, безжалостные, кровожадные, бесчеловечные главари банд, возглавляющие картели, до которых я хочу добраться. Подвесить их за яйца и посмотреть, как они будут резать и стрелять после того, как я вырежу каждому из его лица кусок мяса.

Эмоции были грубыми, и слова били наотмашь. Слышать это было неприятно, но я испытывал те же примитивные чувства, а ведь мне еще даже не приходилось сталкиваться со всей этой реальностью во плоти.

Три года спустя я вернулся в Южную Африку. Утро началось довольно неспешно с расслабленного завтрака. У меня не было никакого жесткого расписания, никаких особых планов. У нас была смешанная группа из семи ветеринаров, прибывших из Америки, Англии и Южной Африки. Этим утром мы должны были обменяться опытом, знаниями, результатами проведенных исследований. Но полчаса спустя все изменилось. Дерику позвонили. Он, конечно, ожидал подобного, но надеялся, что этого не произойдет.