Крестоносец из будущего. Командор - Герман Романов

— Ушли, брат-командор! Не догнали! — Иржи осадил коня рядом с Андреем и спрыгнул с седла. Склонил виновато седеющую голову.

— Ну и хрен с ними, — грубовато отозвался Андрей. — Пока помощь приведут, мы уже у «Трех дубов» будем. Ведь так, брат Павел?

— Тут осталось с десяток верст, до вечера дойдем, ваша светлость!

Андрей удивленно вскинул брови — не ожидал от старого священника такой официальности, но сообразил сразу, увидев, что к ним со склона спускаются оборонявшиеся там словаки.

Всего четверо, все в броне. Трое крепких мужчин и один юноша, очень хрупкого сложения, еле переставляющий ноги и поддерживаемый под руки своими товарищами — то ли устал парень с непривычки, то ли получил ранение.

— Отец Павел, — звонким голоском воскликнул юноша и бросился к старому священнику, встав перед ним на колени.

Островерхий шлем свалился с его головы, и по плечам рассыпались длинные волосы. Андрей на секунду онемел от изумления — какой-такой юноша, это ж…

— Я рад тебя видеть, дочь моя, — звучно сказал священник и протянул руку, над которой девица склонилась, коснувшись губами.

— И я… Вы спасли нас, отче! Я уже думала, что погибну, как мои несчастные слуги…

Девушка заплакала навзрыд, прижавшись щекой к стариковской ладони, а отец Павел левой рукой стал ее гладить по волосам, утешая и что-то тихо шепча ей, склонившись, — Андрей не мог разобрать, что именно, хотя стоял рядом. Но тут думать не приходилось — что может сказать старый пастырь и воин молодой девушке, на глазах которой гибли ее люди, возможно, близкие ее сердцу.

— Его светлость командор и глава ордена Святого Креста брат Андреас, — негромко произнес Арни, и три подошедших к ним словака, на секунду переглянувшись с видом крайнего изумления, тут же рухнули на одно колено, словно подсеченные, и низко склонили перед ним свои головы, одним движением руки сняв с них шлемы.

— Благословите, святой отец!

От сказанных слов Андрей чуть было не поперхнулся, но раз однажды взялся играть эту роль, то теперь придется быть в маске до самого конца. Тем паче, что и орденцы, стоявшие рядом, словно по негласной команде, преклонили перед ним колени.

— Благословляю вас, дети мои, — невнятно произнес Андрей и забормотал слова молитвы, осеняя воинов крестным знамением. Ему было уже не стыдно, вообще-то он научился прятать под отеческой маской горечь от невольной лжи, к которой его принудили обстоятельства.

А сам краешком глаза смотрел на молодую женщину, девушку, что с широко распахнутыми глазами смотрела на него. У него замерло сердце — настолько она показалась ему прекрасной.

Чудесные пряди русых волос обрамляли личико с ямочками на щеках, немного перемазанных дорожной пылью. Пухлые губы что-то шептали, а голубые глаза светились такой небесной лазурью, что на груди разом полегчало, а сердце лихорадочно забилось.

Андрей почувствовал, что жар прилил к его щекам, но ничего поделать с собой не мог. Он влюбился в эту обворожительную паненку, влюбился с первого взгляда, окончательно и бесповоротно.

«Успокойся, старик, ты не в ее вкусе, — собрав всю свою волю в кулак, осадил он нахлынувшую страсть. — Ты ей в отцы годишься, а не в любовники. Да и целибат у тебя! И посмотри — трупы кругом, а ты о чем думать стал, казанова хренов?!»

— Дай прикоснуться губами к твоему благословенному плащу, святой отец! — Дрожащий голос юной женщины словно вылил ведро бензина на дымящиеся угли кое-как притушенного в душе пожара. — Дай припасть к твоим коленям, отче!

Андрей не успел отвернуться, как молодая женщина опустилась перед ним и крепко прижалась грудью к его коленям, обхватив их руками, поцеловала запыленный плащ.

Затем ее щека, очень горячая, он почувствовал ее через одежду, прямо обжигающая — плоть, и так бунтующая от добровольно-принудительного целибата, этого прикосновения не выдержала и воспрянула, к его великому ужасу.

— Не плачь, дочь моя, не п-пл-лачь, — заикаясь от стыда и кое-как сдерживая яростное возбуждение, Андрей с силою развел ее руки и поднял с колен.

Паненка продолжала плакать, и Андрей вздохнул с нескрываемым облегчением — он серьезно опасался, что женщина почувствует через ткань его неслыханный позор. Но вроде пронесло…

— Ваша светлость, вы вовремя спасли нас. Я вам так благодарна! — Молодая пани продолжала плакать, и Андрей уже совершенно по-отцовски бережно гладил ее по волосам, утешая.

Но держался от девушки на приличном для интимного разговора расстоянии — возбуждение еще не схлынуло, а еле сдерживаемая плоть продолжала бунтовать.

— Вы куда шли, дочь моя? — спросил Андрей, желая перевести разговор на другие рельсы.

— В орденский замок у «Трех дубов», отче. Мой деверь…

Молодая женщина дернулась в его руках, лицо стало жалобным, и она разрыдалась. Андрей продолжал ее поглаживать, выказывая участие, но внутри, в душе, все оледенело.

«Деверь?! Это вроде как брат мужа?! Да, так и есть. Выходит, эта пани замужем?! Как мне не повезло!»

Вот теперь мимолетное похотливое желание, на миг овладевшее им, схлынуло. И не в силах добиться ответа от паненки, он с суровостью во взоре посмотрел на словака в дрянненькой кольчуге, в плохо «заштопанных» кузнецом прорехах. На двух других воинах, помоложе возрастом, были обычные здесь кожаные доспехи, а значит, вряд ли они могли командовать этим маленьким отрядом.

— Наш замок обложили угры, ваша светлость, — тихим, виноватым голосом заговорил словак, не зная, куда девать свои большие, явно мужицкие ладони, больше привыкшие к лопате и топору, чем к мечу.

— Карл Повонский приказал нам увести пани Милицу, отрядил дюжину воинов, хотя в замке осталось всего три десятка… И сам вывел нас подземным ходом. А в лощине оказалась засада…

Воин тяжело сглотнул, дернув кадыком, пальцы с хрустом сжались в кулак — было видно, что он тяжело переживает случившееся. Андрей мог только посочувствовать, но даже этого делать не стал — для этого воина даже с участием сказанные слова могут стать оскорблением.

— Господин наш пал с мечом в руке, с ним погибла и половина ратных. Мы же уходили в горы, спасая пани. Отсиделись там три дня и двинулись по тропе к орденскому замку, ваша светлость. Пришли сюда, а здесь эти несчастные селяне…

Андрей только крякнул — их отряд не успел подойти на помощь, и за это опоздание потеряли свои жизни два десятка крестьян — мужчин, женщин, стариков и детей, полегших всем скопом под мечами.

Спасать было некого! Он даже не смотрел в ту сторону — вид изрубленных людей, над которыми, несмотря на позднюю осень, роились скопища мух, был тягостен не только для него, но и для всех крестоносцев.

— Мы забрались на скалу, — словак снова сглотнул, — и отбивались два дня. Потеряли еще троих. Нас бы перебили из луков, но угры стрел не метали. Они, видно, хотели взять живьем нашу пани. Да и штурмовать наше убежище решили только раз, и то неудачно. Отбились сразу. И вот сегодня они снова пошли на приступ, а тут, ваша светлость, и вы с отрядом подоспели.