Перелом - Дик Фрэнсис

— Вы правы. Если когда-нибудь вам повстречается больной с манией величия, бегите он него как можно дальше. И как можно скорее: эти люди крайне опасны. Существует гипотеза, что Гитлер был именно таким человеком... — Доктор внимательно посмотрел на меня, и его слезящиеся глаза широко открылись. Взгляд его скользнул по повязке, на которой висела моя рука, и когда он вновь обратился ко мне, видно было, что он сам не верит тому, что говорит.

— Вы убежали недостаточно быстро...

— Меня сбросила лошадь, — сказал я. Он покачал головой.

— Это был прямой удар. Я видел... но не поверил собственным глазам. Честно говоря, сначала не мог понять, в чем дело.

— Меня сбросила лошадь, — повторил я. Доктор посмотрел на меня с прежним любопытством.

— Как хотите. Вас сбросила лошадь... Так и запишем в книге вызовов. — Он встал с кресла. — Только не становитесь больше на его пути. Я говорю совершенно серьезно, молодой Нейл. Не забывайте, что Генрих VIII отрубил очень много голов.

— Не забуду, — ответил я. Как будто я мог забыть.

* * *

Я пересмотрел версию «меня сбросила лошадь» и ради Этти поменял ее на «я свалился с лестницы».

— Какая досада, — посочувствовала она, совершенно искренне посчитав меня растяпой. — Я отвезу вас на проездку в «Лендровере».

Я поблагодарил ее, и, пока конюхи готовили лошадей, мы пошли проведать Архангела. Впрочем, я наведывался к нему настолько часто, что это вошло у меня в привычку.

Архангела содержал в самом безопасном деннике самой безопасной конюшни, и с тех пор, как Энсо вернулся в Англию, этот денник охранялся днем и ночью. Этти считала, что я переусердствовал, но мне пришлось настоять на своем.

Днем в конюшне номер один всегда было несколько человек. Ночью — фотоэлемент предупреждал о появлении нежелательных лиц. Двое специально приглашенных из агентства безопасности людей дежурили по очереди, наблюдая за денником Архангела из окна комнаты владельцев, которое выходило прямо на конюшни, а их восточно-европейская овчарка была посажена на длинную цепь перед входом в конюшню и рычала на каждого, кто пытался войти внутрь.

Конюхи высказывали мне претензии по поводу овчарки, потому что каждый раз, когда им нужно было зайти в конюшню к какой-нибудь лошади, приходилось обращаться к охраннику за помощью. «Во всех остальных помещениях, — справедливо указывали они, — собаки дежурят только по ночам».

Этти помахала рукой охраннику у окна. Он кивнул, вышел в манеж и придержал овчарку, чтобы мы смогли пройти. Когда я распахнул верхнюю створку двери денника, Архангел подошел к нам и высунул нос наружу, вдыхая нежный майский воздух. Я погладил его, потрепал по шее, в который раз восхищаясь шелковистой шкурой, и подумал, что он еще никогда так хорошо не выглядел.

— Завтра, — сказала Этти скакуну, и ее глаза заблестели. — Завтра посмотрим, на что ты способен, малыш. — Она улыбнулась мне по-товарищески, наконец-то признавая, что я тоже принимал участие в его подготовке. За последний месяц лошади из наших конюшен побеждали все чаще и чаще, и беспокойное выражение постепенно исчезло с ее лица, сменившись чувством уверенности, которое никогда не покидало ее раньше. — Заодно проверим, как тренировать его перед скачками в дерби, добавила она.

— К этому времени вернется мой отец, — напомнил я, стараясь еще больше успокоить ее, но улыбка внезапно погасла, и Этти посмотрела на меня отсутствующим взглядом.

— Верно... Вы знаете, я как-то совсем забыла... Она повернулась и вышла в манеж. Я поблагодарил охранника, экс-полисмена, и умоляющим голосом попросил его быть особо бдительным в течение следующих тридцати шести часов.

— Надежней, чем в английском банке, сэр. Не беспокойтесь, сэр. — Он говорил очень убедительно, но я почему-то решил, что он оптимист.

* * *

Алессандро не появился ни на первую, ни на вторую проездки, но когда, вернувшись домой, я с трудом выбрался из «Лендровера», который не пропустил по дороге ни одного ухаба, Алессандро стоял у ворот манежа и поджидал меня. Не обращая на него внимания, я направился в контору, но он пошел навстречу и перехватил меня на полпути.

Я остановился и посмотрел на Алессандро. Он держался скованно, лицо его еще больше осунулось и побледнело от нервного напряжения.

— Простите, — запинаясь, сказал он. — Простите. Он рассказал мне... Я этого не хотел. Я его не просил...

— Хорошо, — спокойно ответил я и подумал о том, что держу голову набок, стараясь хоть немного утихомирить боль, и что сейчас самое время выпрямиться. Я выпрямился.

— Он сказал, что теперь вы согласитесь дать мне Архангела.

— А вы как считаете? — спросил я. На лице Алессандро отразилось отчаяние, но он ответил, не задумываясь:

— Я считаю, что нет.

— Вы очень повзрослели, — сказал я.

— Я учусь у вас... — Он вздрогнул и умолк. — Я хочу сказать... умоляю вас, позвольте мне участвовать в скачках на Архангеле.

— Нет, — мягко ответил я.

— Но он сломает вам вторую руку. — От волнения Алессандро заговорил торопливо, глотая слова. — Он так говорит, а он всегда делает, что говорит. Он опять сломает вам руку, а я... я... — Алессандро сглотнул, откашлялся и продолжал более спокойным тоном:

— Я сказал ему сегодня утром, что, если он еще раз причинит вам боль, вы все расскажете распорядителям, и меня дисквалифицируют. Я сказал ему, чтобы он ничего больше не делал, что я не хочу, чтобы он что-то делал. Я хочу, чтобы он оставил меня здесь, с вами, и позволил самому выбрать, как жить дальше.

Я медленно вдохнул воздух полной грудью.

— И что он вам ответил?

На лице Алессандро появилось озадаченное и одновременно смущенное выражение.

— Мне кажется, он еще больше рассердился. Я сказал:

— Ему ведь все равно, победите вы в скачках или нет. Он хочет только, чтобы я подчинился и дал вам Архангела. Он хочет доказать, что по-прежнему может дать вам все, чего вы ни попросите.

— Но я прошу его оставить меня в покое. Оставить меня здесь. А он не хочет слушать.

— Вы просите того, чего он никогда вам не даст, — сказал я.

— Что именно?

— Свободы.

— Я не понимаю, — сказал он.

— Только потому, что он не хочет дать вам свободу, он готов на все остальное. Все, что угодно... лишь бы вы оставались с ним. С его точки зрения, я предоставил вам возможность получить в жизни единственное, на что он никогда не согласится: добиться успеха своими силами. И только поэтому он так настаивает, чтобы я дал вам Архангела.

Алессандро прекрасно меня понял, хотя слова мои его ошеломили.

— Я скажу ему, что он напрасно боится меня потерять, — страстно заявил он. — И тогда отец не будет больше причинять вам вреда.