Свои грабли бьют не больно - Михаил Серегин

Мой муж, высокий голубоглазый блондин скандинавского типа, всегда умел производить впечатление на женщин, и эта раскрашенная девица с ресницами, которыми при желании можно подметать пол, не стала исключением. Выразительно вихляя пятой точкой, она немного прошла, наклонилась за прилавок, демонстрирую нам через почти прозрачный халатик, надетый прямо поверх нижнего белья, дешевые стринги ярко-красного цвета, и, наконец, вынырнула оттуда с двумя бутылками в каждой руке.

– Это вам понравится! – многозначительно глядя в глаза мужу, пропела она.

– Вы наша спасительница! – проникновенно сказал Сашка, пока Томас расплачивался с ней.

Ждать автобуса на Салтыковку мы не стали – гулять так гулять! – и наняли машину, которая довезла нас до самой дачи. Готовить завтрак мне категорически не хотелось, о чем я во всеуслышание и заявила.

– Обойдемся подножным кормом, – отмахнулся Сашка.

Мужчины в шесть рук быстро нарезали колбасу, сыр и хлеб, открыли консервы и пригласили меня к столу. Несмотря на все треволнения минувшей ночи и части утра, при виде еды во мне проснулся зверский аппетит, и я сглотнула слюну – наверное, это и есть нервный жор. Сашка открыл водку и разлил ее по рюмкам, а для меня еще поставил стакан с соком и сказал:

– Давайте за то, что мы все-таки не все потеряли!

Мы дружно выпили и набросились на еду. Некоторое время над столом раздавалось только урчание, но потом мы утолили первый голод, и на нас снизошло некоторое благодушие. Когда выпили по второй, я уже миролюбиво сказала:

– Все-таки пятую часть от стоимости коллекции мы со временем получим, а это лучше, чем ничего. Деньги будут совершенно легальные, и бояться нам нечего.

– Ты бы лучше подумала, Мари, сколько налога с них сдерут! – вздохнул Томас.

– Да уж! Своего дела мне на них не начать! – грустно сказал Тип. – А какие планы были!

– У нас говорят: «Хочешь рассмешить Господа Бога, расскажи ему о своих планах!» – заметила я.

Некоторое время мы помолчали, а потом я, почувствовав некоторую осоловелость организма, поднялась и, выпив третью рюмку, решительно заявила:

– Пойду спать! Должна же быть у меня хоть какая-то радость в жизни.

Войдя в спальню, я рухнула на кровать и уже сквозь сон слышала, как мужчины о чем-то переговариваются на веранде под звон сдвигаемых рюмок.

«Ну, это теперь у них надолго!» – было последнее, что промелькнуло у меня в голове.

Проснулась я часа через три совершенно бодрая и свежая. С веранды доносились уже невнятные мужские голоса, и я вышла посмотреть, как они там. Все трое были, что называется, в зюзю, но самое главное было то, что Андреас кормил тушенкой, причем прямо с руки, уже совершенно отощавшую и грязную Заразу, приговаривая при этом с пьяной сентиментальностью:

– Хорошая Зараза! Голодная Зараза! Кушай, моя хорошая! Кушай!

– А эта тут откуда? – возмутилась я.

– Она, наверное, из леса прибежала, – с трудом артикулируя, ответил Сашка. – Она всегда туда бегает, а потом возвращается... Правда, Зараза? – спросил он у собаки, но та ему ничего не ответила.

– Пусть хоть в Сахару бегает! – взорвалась я. – Я спрашиваю, как она попала на наш участок? Опять подкоп под забором устроила? Или еще одну доску оторвала?

– Не знаю, – развел руками муж. – Мы ее услышали, когда она под дверью скулила!

Тут у меня в душе зашевелилась жалость к этой несчастной псине, чей хозяин лежал сейчас в больнице, причем исключительно по нашей вине, но при этом совершенно заслуженно. Вот такая загогулина, как любил говорить наш первый президент.

– Эй, Тереза! – позвала я ее.

Но она и ухом не повела – все ее внимание было поглощено еще одним куском тушенки, который протягивал Андреас. Слопав его, она заискивающе повиляла хвостом, выпрашивая добавку, и даже поставила свои грязные лапы на его колени, а тот, размякший от водки, посмотрел в уже пустую банку и пообещал:

– Я тебе сейчас селедки дам! – и принялся открывать жестяную банку, но при этом никак не мог попасть пальцем в кольцо. – Хорошо тебе, собаке! Тебе денег не надо! Тебе вообще, кроме жратвы, ничего не надо! А вот мне!.. Мне много чего надо!

Томас же, не выдержав испытания широтой русского застолья, тихонько отполз на раскладушку, где и засопел, отрешившись от всего сущего, включая нашу неудачу с коллекцией.

Вдруг со стороны участка Жлоба раздался истошный вопль Фифы:

– Это еще что такое? Сережа! Ты только посмотри! Тут какой-то непонятный сарай, а в нем яма! Ой, а воняет из нее как! Сережа! На нашей земле кто-то себе туалет поставил!

Я поспешила к забору и увидела дочерна загорелых Жлоба и Фифу, а возле них стояли чемоданы.

– Простите, Мария! – соизволил обратить на меня внимание Жлоб, блеснув стеклами новых черных очков. – Вы не в курсе, что это за стройка такая странная, которую я не заказывал?

«Ну вот оно и началось!» – с тоской подумала я, а вслух сказала:

– Представления не имею! Какие-то рабочие тут возились, но мне не до них было!

– Но я ничего не просил мне строить! – удивился он. – Я ни материалы не оплачивал, ни работу!

– Может быть, просто участок перепутали! – предположила я.

– Скорее всего! – согласился он и, обойдя сарай, сказал: – Что с воза упало, то пропало! Завтра же пришлю сюда своих работяг, чтобы они это разобрали и ко мне в гостиницу перевезли – не пропадать же добру.

«Ну ты и Жлоб!» – пронеслось у меня в голове, но из чувства долга я предупредила его:

– Учтите! Они там какую-то яму копали.

– Мои засыплют! – отмахнулся он и потерял ко мне всякий интерес.

– Ну и черт с тобой! – прошептала я себе под нос и поспешила в дом.

«Сейчас самое главное – Хлыща и Типа отсюда спровадить, чтобы Жлоб с Фифой их не увидели и не узнали в них так называемых риэлторов, которые их путевкой наградили ни за что ни про что, – думала я. – А то вдруг Жлоб начнет им какие-нибудь претензии предъявлять? С него станется! У, Жлобище!»

– Как ты думаешь, долго еще будет продолжаться эта экспертиза? – спросил я у Маруси. – Уже неделя прошла, а от милиции и музеев ни слуху ни духу!

– А я откуда знаю? – нервно ответила она. – Может быть, они вообще решили нас кинуть!

– Но у тебя же расписка есть! – возмутился я.

– Да! По собственной глупости я сама предложила следователю написать расписку в том, что он забрал у меня красную сумку, и все! – злясь на саму себя, выпалила она. – Нет чтобы заставить его описать там каждую монетку! Доказывай теперь, что там в ней на самом деле было!

– Не расстраивайся, дорогая! – попытался я утешить ее. – Ты вспомни, в каком состоянии мы все были! Нас ведь действительно могли обвинить в том, что мы хотели скрыть клад, и если бы не твоя находчивость, то у нас могли бы быть очень серьезные неприятности. Чего же удивляться, что такая мысль не пришла тебе в голову! Но сделанного не воротишь, а кулаками, которыми машут после драки, обычно бьют себя по голове!