Погружение разрешаю - Валерий Федоров

Мы приблизились к грунту метра на полтора, и я увидел на дне какие-то серые шарики. При внимательном рассмотрении «шарики» оказались морскими ежами. Они облепили мертвых рыб, лежавших на дне. Кальмаров возле дна не было.

– Север два, срочно всплывайте, – передали нам команду сверху. Ветер усиливается, двенадцать метров в секунду.

– Всё, ребята, кончай работу, – сказал командир и пошел на свое место за главным пультом управления.

Облегченный аппарат (воду-то Дерябин откачал заранее!) выскочил с глубины 600 метров за двенадцать минут. На поверхности моря «Север-2» кренился, как ванька-встанька. На швартовку пошли Дерябин и Орлов, одетые в резиновые комбинезоны. Потом нам рассказали, что швартовка была очень тяжелой. Дерябина несколько раз накрывало волной, но он сумел-таки закрепить карабин буксирного конца. Когда аппарат подняли в ангар, техники увидели, что корпус цел и невредим, даже хрупкие пластиковые балластные цистерны не повреждены. В кои-то веки нам повезло!

Повезло нам и с кальмарами: мы убедились, что за ними можно наблюдать из подводного аппарата, можно искать и находить горизонт их обитания. И даже фотографировать!

Что касается определения видов кальмаров под водой, то полной ясности мы так и не получили. Кальмары плавали очень быстро, плотно сжав руки, и летели на подводный аппарат плавником вперед. В таких условиях, чтобы не обманывать самих себя и других, мы решили называть их просто: «кальмары», имея в виду, что среди них могут быть представители всех трех видов. Если один из кальмаров некоторое время «позировал» перед иллюминатором и его удавалось хорошенько рассмотреть, то вид указывался точно.

Главное, что нам удалось выяснить: когда кальмары питаются, они скапливаются в звукорассеивающем слое и тогда их можно обнаружить с помощью эхолота. Когда кальмары заняты размножением, их в ЗРС нет – моллюскам не до еды.

После завершения исследований в Японском море «Одиссей» направился на Курильские острова. Наступил новый, 1985 год. В январе на суше свирепствовала зима, но нас погода баловала. Войдя в воды Цусимского течения, мы попали словно в ингалятор. Над теплым (+9°) морем клубился туман, насыщенный ионами морских солей. Дышалось поразительно легко, даже астматики перестали кашлять. Блаженствовали мы два дня, пока шли вдоль берегов Японии и Сангарским проливом (по-японски – Цугару). На третий день на горизонте показался остров Кунашир. Вода была еще теплая, но с севера уже потянуло холодком. Астматики начали покашливать. Чем дальше на север вдоль Курильской гряды шел «Одиссей», тем сильнее дул северный ветер, холоднее становился воздух, яснее небо.

На пятый день перехода, выйдя утром на палубу, я обомлел: во всю ширь водной глади из океана поднимался огромный белый вулкан. Он закрывал собой весь горизонт и упирался слегка прогнутой вершиной в поднебесье. Такой мощной красоты, чистой и первозданной, мне еще не доводилось видеть.

Я побежал в штурманскую рубку.

– Где мы? – спросил я у штурмана.

– Возле острова Симушир, в середине Курильской гряды, – ткнул штурман карандашом в карту.

– А это что за гора?

– Вулкан Прево, – сказал штурман с ударением на последнем слоге.

Я посмотрел на карту. Возле вершины вулкана стояла цифра «1360».

«Не так много, – подумал я. – Кажется, что вулкан намного выше».

Выйдя на палубу, я понял, почему вулкан казался таким высоким: эффект высоты усиливался морем, над которым склоны вулкана вздымались круто вверх, без всяких предгорий.

У подножия этого вулкана нам предстояло выполнить несколько погружений подводного аппарата «Север-2», чтобы разведать, какие промысловые объекты обитают в этом районе.

Главных целей у нас было две: кальмары и крабы. О том, что кальмары здесь есть в принципе уже было известно. Но на каких глубинах они скапливаются и в каких условиях обитают? На эти вопросы могли дать ответ только визуальные наблюдения под водой. Кальмары стояли на очереди первыми, потому что их скопления уже пытался облавливать супертраулер «Новопсков», но у него без конца случались зацепы трала. В результате терялось много времени на починку трала, а то и вовсе требовалась полная его замена. Промысловый трал – вещь очень дорогая, и кальмары выходили почти золотыми. Первая задача явилась сама собой: посмотреть и подумать, как можно снизить аварийность тралений.

После первого разведочного погружения, в которое начальник рейса Анатолий Андреевич Помозов ходил самолично, под воду отправилась троица: Миша Колесников, Александр Орлов и я. Первому поручалось наблюдать за беспозвоночными, в том числе кальмарами, второму – за рыбами, мне – за рельефом дна и грунтами. Благодаря долгой практике каждый из нас мог, конечно, наблюдать за всеми объектами и подстраховать любого, в случае необходимости.

Огромный вулкан оказал нам большую услугу, заслонив своим «телом» от пронзительного северного ветра. Капитан «Одиссея» Альберт Иванович Радченко специально подвел судно поближе к вулкану, где было совсем тихо. Спуск аппарата прошел спокойно. 40-тонная махина мягко шлепнулась на воду. Колесников и Орлов даже ноги не замочили при швартовке, находясь на верхней палубе аппарата. Вынув фиксаторы из штоков захватов, они освободили тросы-проводники, затем проконтролировали расхождение штанг вертикальных винтов, после чего спустились внутрь прочного корпуса. Капитан аппарата Николай Сапожников задраил за ними крышку люка. Теперь все на месте, можно начинать погружение.

Я посмотрел в иллюминатор: передо мной плескалась зеленоватого цвета вода, насыщенная белыми хлопьями. Видимость была едва ли больше 5 метров. «Как же я снимать-то буду?» – с беспокойством подумал я. Такие же мысли читались и в глазах моих товарищей.

Мириады белых «снежинок» кружились в вихрях, поднятых нашим аппаратом. Сапожников приказал нам теснее сгрудиться возле иллюминаторов, чтобы создать дифферент на нос. Зачавкал насос уравнительно-дифферентной цистерны, и аппарат начал медленно погружаться, двигаясь и уходя под воду по плавно-наклонной траектории.

Миша сразу приступил к наблюдениям, Поначалу он хотел разобраться со «снежинками». Вот одна из них резко скакнула на полметра в сторону.

– Ага, значит живая! – воскликнул он. – И громко произнес в диктофон: «В воде много органической взвеси. Есть живые копеподы».

Орлов достал свой блокнот. Он не любил наговаривать наблюдения на магнитофон, предпочитая делать короткие записи в блокноте. Рыб пока не было видно, и его карандаш повис в воздухе.

До глубины 30 метров было еще светло, и Миша наблюдал планктон при естественном освещении. Затем он включил наружный свет; сначала один светильник, потом другой. Мы обменялись репликами по поводу плохой видимости на Курилах и вообще в северных водах.

– На хребте Наска я видел дно без прожектора на глубине почти три сотни метров, – вспомнил я.

– В Аравийском море, около Сокотры, на двухстах метрах тоже все было видно, – поддакнул Миша.