Ричард Длинные Руки - эрцфюрст - Гай Юлий Орловский

Она внимательно всматривалась в мое лицо.

— Рич… если я правильно поняла, ты говоришь об империи? О создании своей империи?

Я потряс головой.

— Нет-нет! Империи держатся на силе оружия, а я ни за что не выступлю ни против короля Барбароссы, ни против Шарлегайла, которого тоже уважаю. У них останутся их суверенные королевства, ни один мой солдат не перейдет границы ни Фоссано, ни Шателлена. Но я сделаю так, что они тоже захотят принять участие в поедании сладкого пирога…

Она улыбнулась.

— Как в деле сколачивания союза против Геллиберда?

— Примерно, — согласился я. — Разве Барбаросса и Найтингейл не выиграли?.. У обоих прибавилось территории… плюс воинская слава, трофеи! Ты говоришь про флот, а почему молчишь про железную дорогу? Или уже поняла, что она только для торговли?

— Рич, — упрекнула она, — по железной дороге очень просто перебрасывать и войска. Но, думаю, ты хочешь использовать это странное сооружение, чтобы перебрасывать свою победоносную армию из Гандерсгейма в сторону севера? Верно?

— Зачем?

Она покачала головой.

— Что с тобой? Чтобы соседние короли, естественно, были сговорчивее и не противились твоим попыткам вести их на алтарь всеобщего счастья.

Я сделал вид, что обиделся.

— Не веришь, что желаю всем счастья?

— Верю, — ответила она серьезно. — Только не всем понравится то счастье, которое предлагаешь ты. У большинства понимание счастья совсем иное.

— А у тебя?

Я подбавил в голос игривости, но Бабетта смотрит очень серьезно, не ответила, как я ожидал, насчет счастья покувыркаться со мной в постели.

— Ричард, — сказала она негромко, я с удивлением ощутил нотку сочувствия, но напомнил себе, что могу и две такие нотки вплести куда угодно. — Ричард… тебе нужно притормозить. А еще лучше — остановиться.

— Почему?

— Становишься опасен, — ответила она с тем же сочувствием.

— Кому?

— Всем, — ответила она.

— И что?

— Нарушишь равновесие в регионе, — объяснила она. — А это недопустимо.

— Да? — спросил я едко. — А когда нарушил император Карл?.. И что? Кто-то его остановил? Кто-то хоть слово ему сказал?

Она запнулась на миг, даже опустила взгляд, но когда подняла голову, глаза снова ясные, а голос прозвучал твердо:

— С Карлом было ясно. Наши мудрецы, что прослеживают путь человека, а потом с точностью говорят, куда пойдет и что будет делать, многое сказали о Карле…

— А обо мне? Или я пока недостоин внимания?

Она покачала головой.

— Напротив. О тебе спорят постоянно.

— Вот так, — сказал я, — польщен, хотя и не женщина.

Из ее груди вырвался вздох.

— Ричард, умоляю, остановись. Ты даже не представляешь, что интерес к тебе… нехороший.

— Я недостаточно красив?

— Ты недостаточно предсказуем, — пояснила она терпеливо. — А если совсем уж честно, вообще непредсказуем.

— Это главная доктрина христианства, — сообщил я. — Господь дал человеку свободу воли, тем самым сделав нас, христиан, непредсказуемыми, что поступают не по воле богов и не по воле каких-то законов, что даже над богами… Но, надеюсь, даже император не рискует бороться против христианства?

Она смолчала, только посмотрела с жалостью, и я с холодом понял, что могу и ошибаться.

От барона Эйца бесполезно требовать усилить охрану дворца, он делает все, что возможно, это дело его чести, я смолчал и отправился к алхимикам.

У них сейчас собственное здание на краю города, а сами они пользуются защитой церкви, так как на дверях большой крест, в коридоре горят церковные свечи, а вместе с алхимиками трудятся и монахи-цистерианцы.

Отец Тибериус выслушал меня внимательно и сумрачно.

— Ваше высочество, — сказал он осторожно, — я обещаю, что приложим все усилия. Мы тоже заинтересованы, чтобы Юг не следил за каждым нашим шагом.

— Он не только следит, — буркнул я. — А если вот так можно заслать сюда парочку своих умельцев, то может контролировать нас, как захочет.

Он подумал, кивнул.

— Давайте вспомним все случаи, когда эта… женщина появлялась у вас. Где именно ее видели в первый раз. Даже в чем была одета, хотя это может и быть неважно, но кто знает… Чем от нее пахло, как выглядела…

Я почувствовал к нему нешуточное уважение, наставник монахов сразу начал сужать круг задач.

После часовых расспросов по дворцу среди слуг и стражи кое-что все-таки выяснить удалось. Первая новость в какой-то мере обрадовала, хотя это могло быть простым совпадением: Бабетта появлялась не чаще чем раз в неделю. Исчезала тоже не раньше чем через семь дней. Насчет совпадений вряд ли, моя память позволила восстановить все семьдесят четыре визита Бабетты, и в семидесяти двух она исчезала именно через неделю.

На мой взгляд, это значило только одно: выполнив и разузнав все за первые же часы, она терпеливо ждала момента, когда можно будет вернуться, и возвращалась сразу же, как наступало это время.

Вариантов много, но я, руководствуясь бритвой Оккама, предположил, что она появляется во дворце из некого устройства, вроде зеркал, что я привез от леди Элинор, или той штуки, что в моем кабинете установили монахи аббата Дитера.

Оставалось установить местонахождение приемо-передатчика. Часовых опросили очень тщательно, проверили и перепроверили, круг сузился до одного из залов, не слишком людных, но и не заброшенных.

Я обратил внимание на глубокие ниши, где красиво и гордо стоят в полных доспехах благородные рыцари, замечательное зрелище, только две пустуют, но расположены строго напротив друг друга, красивая такая симметрия.

Церемониймейстер сопровождал нас с приором, рассказывал с пафосом о великих предках, память о которых увековечили таким вот образом, это вот благородный король Нендовер, который…

Я остановил вежливо:

— Да-да, я не сомневаюсь, что и остальные весьма благородные и весьма достойные люди. Но вот те две ниши пусты… У Его Величества недостает предков?

Он поклонился.

— Простите, ваше высочество, но здесь не только предки Его Величества короля Кейдана, но и предыдущих династий, так что все ниши были бы заполнены, даже если их оказалось бы в сотни раз больше…

— Так в чем же дело?

Он оглянулся по сторонам.

— Есть слух, что в старых рукописях отыскали нечто сильно компрометирующее обоих…

— Именно вот этих? — спросил я. — Друг напротив друга?