Битва при Пуатье - Жан Девиосс

Как мог Абд-ар-Рахман ибн Абдаллах эль-Гафики предугадать, что Аллах уготовал ему гибель?

После устрашающего побоища у слияния Гаронны и Дордони, Эд бежал к Луаре. Так, через десять лет после своей победы при Тулузе в 721 г. над Эль-Самхом, герцог, в свою очередь, был разбит тем же самым врагом. Обреченный на участь Хильперика в недавнем прошлом, изгнанный, подобно ему, из собственных владений, он имел в своем распоряжении только остатки армии, причем многие из уцелевших воинов, ошеломленные случившимся, исчезли, чтобы раствориться среди местных жителей. К какому будущему готовил себя этот старый человек, окруженный горстью всадников, своих преданных басков, настоящих разбойников по призванию?…

И судьба его была настолько сурова, что ему оставалось только прибегнуть к помощи своего последнего врага, Карла Мартелла. Насущная необходимость, перевесив гордость и злопамятство, погнала его усиленным маршем в Париж, где он сообщил майордому о своем поражении и умолял его забыть об их вражде ради общего спасения. До каких преувеличений дошел аквитанец, чтобы убедить принцепса Австразии, которого беспрестанно беспокоили его северные враги и у которого было мало причин вмешиваться в события, разворачивающиеся на юге? Безусловно, объяснял он, будучи хозяевами Испании и части Галлии, контролируя реки и двигаясь по Аквитании гигантскими шагами, сарацины не замедлят атаковать границы Нейстрии. Теперь, когда ему, Эду, изменила удача, именно Карлу надлежит разбить арабов и спасти величайшее королевство франков от ярма, которому покорились готы. Карл великодушно выслушал сетования аквитанского герцога, который для вящей убедительности пообещал ему свою верность и вассальное подчинение. Хотя, по-видимому, причиной вмешательства Карла стала защита собственных границ, его прельщала новая война и знакомство с никогда ранее не встречавшимся ему неприятелем, перспектива добычи и богатства и, наконец, господство над столь давно желанной Аквитанией. Что же касается религиозных соображений, то их не было, или почти не было, разве что, может статься, желание стереть из людской памяти осквернение церквей.

Чтобы выполнить свое решение, Карл призвал свои «отряды с берегов Дуная и Эльбы» и обнародовал banus, или henbanus, – призыв на военную службу, это была настоящая мобилизация, превращавшая каждого подданного в солдата. Фактически у франков не было постоянной армии, когда начиналась война, приказ о выступлении в поход отдавался в форме королевского воззвания, и воинская служба, так же как и налоги, вменялась каждому как общественная обязанность. Короли никогда не набирали свое войско только из «дружин». В случае с призывом в армию равноправие было абсолютным. Всякий свободный человек, независимо от происхождения и возраста, имел право и обязанность носить оружие. Равным образом закон применялся и к старикам, он не предусматривал ни оговорок, ни привилегий, уклониться от его выполнения не мог никто. Вот как толкует его Рипуанская правда: «Если человек, призванный на службу королю, либо в войско, либо для других целей, отказывается подчиниться, с него следует взыскать штраф в шестьдесят золотых солидов». Армия объединяла в себе все население, богатых собственников, ремесленников и неимущих, а также представителей церкви. Призыв, набор в армию после обнародования королевского бана проводился графами в рамках населенных пунктов. Каждый должен был экипироваться на собственные средства и откликнуться на призыв. Тяжелая повинность, учитывая дороговизну оружия. Меч без ножен стоил три солида, хорошая кираса – двенадцать, шлем обходился в шесть солидов, в то время как метательный дротик и копье можно было купить за два. Что касается всадников, то конь стоил столько же, сколько шлем, кобыла – вдвое меньше, однако нередко конный боец имел по две или три лошади, а иногда и больше. Чтобы было с чем сравнивать, отметим, например, что обычный бык стоил два солида, а корова – один. Непомерная стоимость оружия не должна удивлять, ведь, скажем, перевязи часто украшались золотом и драгоценными камнями, а мечи – еще более дорогой отделкой.

Таким образом, призыв на военную службу заставил вырасти как будто из-под земли мощную армию, готовую к походу уже не по распоряжению magister militium (магистр милитум),[166] как в былые времена, а по приказу короля. Эта полная военизация народа была настолько привычной, что очень часто вместо populus (народ) к франкам применялось слово exercitus (войско). За примерами можно обратиться к текстам Григория Турского, Фредегара, Дю Шена и многих других авторов, а также письму папы Григория II к Карлу Мартеллу. Подобные рассуждения дают нам представление о разношерстности этого сборища и подталкивают к изучению различных элементов, которые его составляли.

При вторжении варваров римские легионы уцелели и не прекратили своего существования. Если верить Прокопию Кесарийскому, их жизнь получила продолжение. Этот византийский историк писал после середины VI в.: «Солдаты [подчинившиеся Хлодвигу] сохранили обычный для римской армии стиль военной службы, и те, которые пришли им на смену, следуют той же дисциплине и сегодня. Если они получают приказ о выступлении, то это всегда происходит в согласии с порядком, закрепленным в древнем матрикуле, а подчиняются они только тогда, когда должны выступить те, кого им велено заменить. Когда эти легионы выстраиваются во время битвы, их знамена в точности походят на те, которые были у них во время оно… Наконец, они следуют совершенно такой же дисциплине. Солдаты всегда вооружены и одеты на римский манер, а также носят обувь, характерную для войск Империи и известную под названием калиги».

Согласно Прокопию, всегда существовало два способа пополнения личного состава: наследование, если у воина оставался сын, в противном случае на его место вставал чужой человек и получал во владение либо его бенефиций, либо его жалованье. Впрочем, легионы во все времена поддерживали свое существование именно так; например, знаменитый третий легион Августа охранял Африку в течение нескольких веков.

Мы обнаруживаем присутствие легионов вплоть до интересующей нас эпохи. Один очень древний документ, цитируемый у Буке, говорит о легионах Карла Мартелла; к тому же Рихер Реймсский часто использует слово когорты.

В exerticus Francorum (войске франков) с легионами соседствовало местное ополчение. Его структура представляется неясной; мы знаем только то, что в каждом населенном пункте оно находилось под командованием maglster militium (магистр милитум). Обычно оно несло службу, связанную с поддержанием порядка и обороной, но во время серьезных войн оно выступало в поход вместе с армией.

Наконец, существовали разные германские народы, подвластные Австразии и поставлявшие ей более или менее значительные вспомогательные силы.

Общим отличительным признаком этой редкостной смеси из франков, легионов, ополчения и германцев была военная форма, достаточно похожая на одеяние римлян; признавая превосходство оборонительного оружия имперских солдат, франки переняли у них, по крайней мере частично, доспехи, состоявшие из полос кожи, застегивавшихся на спине, и заменили свой небольшой деревянный дротик более прочным и длинным металлическим. Об этом свидетельствует Рипуанская правда: «Чтобы оценить копье, которое одним ударом пронзило бы тело насквозь, нужно было метнуть его в щит с расстояния в двенадцать футов и послушать издаваемый им металлический звук». Тем не менее укажем на важное различие между армиями императоров и франкских королей. Если для первых конница была основной силой, то у вторых, как отмечают писатели эпохи Поздней империи, преобладала пехота; кажется, верхом сражались только франки. Возможно, дисциплина оставляла желать лучшего, но тем не менее король сумел подавить анархические тенденции у германских союзников и даже у галло-римлян.