Случайная вакансия - Джоан Кэтлин Ролинг

Прах Даршана развеяли над бирмингемской речушкой Ри. Парминдер хорошо помнила, как в тот облачный июньский день тусклая глинистая поверхность вод уносила от неё серо-белые хлопья.

Орган, звякнув, проснулся к жизни, и Парминдер вместе со всеми встала. Впереди виднелись золотисто-рыжие затылки Нив и Шивон; она сама в таком же возрасте осталась без отца. Её охватили нежность и щемящая боль; в смущении она поймала себя на том, что готова прижать их к себе и сказать, как ей знакомо и понятно…

Утро настало, как первое утро…[9]

В первом ряду Гэвин различил пронзительный дискант: у младшего сына Барри ещё не начал ломаться голос. Ему было известно, что Деклан сам выбрал этот гимн. Это была ещё одна неприятная ему подробность, которую он узнал от Мэри.

Церемония оказалась ещё более гнетущей, чем он ожидал. Возможно, деревянный гроб не произвёл бы на него такого отталкивающего впечатления, а так он с животным ужасом ощущал в этой лёгкой плетёной люльке мёртвое тело Барри, его физическую массу. Все эти люди, как ни в чём бывало взиравшие на него со своих мест, — они хоть понимали, что именно он несёт по проходу?

Потом настал ужасающий миг: до него дошло, что никто не занял ему места, а потому сейчас придётся у всех на виду шагать назад, прятаться за спинами стоящих… но вместо этого его усадили в первый ряд, опять же на погляд всем. Как на переднем сиденье вагончика американских горок, когда ты первым принимаешь на себя все обрывы и виражи.

Сидя у моря фрезий и лилейников, на расстоянии вытянутой руки от подсолнуха Шивон, похожего на крышку от сковороды, он, как ни странно, пожалел, что не взял с собой Кей. Окажись рядом кто-нибудь из своих, ему было бы легче; Кей хотя бы место для него придержала бы. Да и люди, наверное, сочли его бирюком, когда он явился в одиночку.

Гимн отзвучал. Старший брат Барри вышел вперёд, чтобы сказать прощальное слово. У Гэвина не укладывалось в голове, как можно на такое решиться, когда труп Барри лежит прямо здесь, накрытый этим подсолнухом (за долгие месяцы любовно выращенным из семечка); не понимал он и Мэри, которая спокойно сидела на скамье и, как могло показаться со стороны, разглядывала сложенные на коленях руки. Гэвин стал про себя комментировать речь, чтобы разбавить елей.

«Сейчас пробубнит положенные фразы, а потом начнёт рассказывать, как Барри встретил Мэри… счастливое детство, разные экивоки, ля-ля… Давай не тяни…»

Потом Барри опять погрузят в катафалк и повезут в Ярвил, на городское кладбище, потому что здешний скромный погост при церкви Архангела Михаила и Всех Святых закрыли двадцать лет назад. Гэвин представил, как на виду у всей толпы будет опускать в могилу плетёный гроб. Это почище, чем нести его в церковь и обратно…

Одна из близняшек заплакала. Краем глаза Гэвин заметил, как Мэри взяла её за руку.

«Да закругляйся ты, чёрт возьми. Сколько можно».

— Думаю, будет справедливо сказать, что Барри всегда знал, чего хочет, — хрипло продолжал брат покойного.

Он рассказал несколько случаев из детства Барри, удостоившись сдержанных смешков. Его не отпускало ощутимое напряжение.

— Перед свадьбой я устраивал мальчишник и позвал друзей на природу; Барри — ему тогда было двадцать четыре — приехал к нам из Ливерпуля. В первый же вечер мы нагрянули в паб, где по субботам за стойкой подрабатывала студентка, белокурая красавица, дочка владельца. К неудовольствию отца этой девушки, Барри весь вечер торчал у стойки, как будто знать не знал шумную компанию, которая бузила в углу.

Вялый смешок. Мэри потупилась и взяла за руки сидевших рядом детей.

— В ту ночь, когда мы вернулись в палатку, Барри сообщил мне, что решил жениться. Я ещё подумал: «Кто из нас пьян?» — (Опять приглушённое хмыканье.) — На другой день он потащил нас в тот же паб. А по возвращении домой первым делом послал этой девушке открытку, пообещав приехать на следующие выходные. Ровно через год они поженились. Думаю, все согласятся: у Барри был глаз-алмаз. У них родилось четверо прекрасных детей: Фергюс, Нив, Шивон и Деклан…

Гэвин с трудом восстановил дыхание и постарался дальше не слушать; можно было только догадываться, что сказал бы в такой ситуации его родной брат. Не всем так повезло, как Барри; в жизни Гэвина романтические истории заканчивались неприглядно. Он бы тоже не возражал заглянуть в паб и найти там идеальную жену, улыбчивую блондинку, готовую налить пинту пива. Так нет же, ему досталась Лиза, которая ни в грош его не ставила; после семи лет беспрестанной вражды он от неё словил на конец, а потом, практически сразу, появилась Кей, которая присосалась к нему, как хищная голодная пиявка…

Но всё равно надо будет потом ей позвонить, чтобы только не возвращаться после таких испытаний в пустой дом. Он ей расскажет как на духу, какой стресс и ужас пережил на этих похоронах и как сожалел, что её не было рядом. Это, конечно, смягчит её обиду. Ему определённо не хотелось коротать вечер в одиночестве.

В двух рядах позади от него Колин Уолл тихо всхлипывал в мокрый носовой платок. Тесса бережно положила руку ему на колено. Она думала о Барри: как он ей помогал приводить в чувство Колина, как они все вместе смеялись, как он поражал её своей душевной щедростью. Она не могла забыть, как он, приземистый, раскрасневшийся, учил Парминдер танцевать джайв, как смешно передразнивал Говарда Моллисона, задумавшего уничтожить Филдс, и насколько тактично советовал Колину не придавать значения подростковым закидонам Пупса и не искать в них преступного умысла.

Тессе страшно было подумать, какие последствия будет иметь для сидящего рядом с ней человека потеря Барри Фейрбразера и как теперь закрывать зияющую брешь, которая образовалась с его внезапным уходом; её страшило, что Колин дал покойному невыполнимую клятву и до сих пор не понял, какую неприязнь испытывает к нему Мэри, — его постоянно тянуло с ней побеседовать. А за всеми скорбными тревогами Тессу червячком подтачивало неотвязное и привычное беспокойство — Пупс: как бы он не взбрыкнул, как бы не сбежал перед поездкой на кладбище, а если сбежит (возможно, это было бы к лучшему), как выгородить его перед Колином.

— В завершение прощальной церемонии прозвучит песня, выбранная дочерьми Барри — Нив и Шивон: она много значила для них самих и для их отца, — объявил викарий.

Судя по его тону, он снял с себя ответственность за то, что должно было сейчас произойти.

Барабанная дробь вырвалась из замаскированных динамиков так резко, что прихожане вздрогнули. Громкий американский голос выводил «ах-ха, ах-ха», а потом вступил рэпер Джей-Зи:

Good girl gone bad —

Take three —

Action.

No clouds in my storms…