Военно-морской шпионаж. История противостояния - Александр Шелдон-Дюпле

На встрече в Норфолке с верховным командующим Союзными силами на Атлантике Маунтбэттен обсуждал дату начала будущей войны. Задачей № 1 должно стать уничтожение военно-морских баз советского Северного флота, для чего будут задействованы 170 ударных самолетов морской авиации. Второй по важности задачей явится оборона Северной Америки от управляемых ракет, запускаемых с подводных лодок, на рубеже, удаленном от Восточного побережья США на 500 морских миль. Если угроза от управляемых ракет не проявится, то силы, выделенные для выполнения второй задачи, приступают к выполнению третьей задачи — по защите морского судоходства. Планировалось, что первые конвои из Америки прибудут в Европу не раньше дня «Икс» + 30. Пентагон озвучил идею относительно того, что батареи баллистических ракет «Поларис» могут быть легко смонтированы на торговых судах, которые могут двигаться в темное время суток, избегая обнаружения советской военно-морской разведкой. Несмотря на заминку в отношениях во время войны на Суэце, кровная близость оказалась крепче, чем разделяющая страны морская вода, и англо-американская Ось оставалась ключевым элементом стратегии Запада по уничтожению хрущевских ракет и подводных лодок.

В 1950-х годах, когда разведки и Запада, и Востока ломали головы над хитроумными схемами, чтобы пробраться в чужой огород, находились отдельные личности, которые добровольно поворачивались спиной к своей стране. Причины для подобных поступков могли быть самыми разными — от идеологического разочарования до личных мотивов; в качестве последних могли быть отсутствие карьерного роста, жажда денег, любовная страсть или, в отдельных случаях, комбинация всех этих факторов. Один случай, который мог послужить причиной размещения советских ракет на Кубе, был известен только в России — западная общественность с ним не знакома. Речь идет о том, что французский генерал мог оказаться советским агентом. Некоторые из наиболее примечательных случаев предательства и неверности стали полностью известны совсем недавно.

Бегство на Запад в 1959 г. советского морского офицера капитана 3-го ранга Николая Артамонова породило загадку, которая, возможно, никогда не будет разрешена. Артамонов, бывший командир эсминца советского Балтийского флота, был известен на Западе как Ник Щадрин. Его бегство оставило след в «холодной войне» разведок военно-морских флотов как одна из самых длинных и запутанных драм.

Лев Вторыгин, сослуживец предателя, имел отношение к этой истории. Вторыгин закончил высшее военно-морское училище в Баку за год до того, как Артамонов завершил учебу в Ленинграде. Они служили вместе на одном корабле — эскадренном миноносце Балтийского флота. Лейтенант Николай Артамонов был специалистом по минам, а его сосед по каюте Лев Вторыгин — офицером-артиллеристом. В тесных помещениях небольшого боевого корабля мужчины подружились. Они откровенно разговаривали на политические темы, делились личными переживаниями и мыслями о будущем, и часто вместе проводили вечера на берегу в своем порту Балтийске, что рядом с Калининградом.

После двух лет совместной службы пути Артамонова и Вторыгина разошлись. Артамонова перевели на другой эсминец, а Вторыгин поступил в Военно-дипломатическую академию в Москве, где он блестяще преуспел в изучении иностранных языков. После академии Вторыгин, как офицер военной разведки, был направлен на военно-дипломатическую службу в ГРУ (Главное разведывательное управление).

В 1958 г. Вторыгин получил назначение на должность в советском посольстве в Аргентине в аппарат военно-морского атташе. Именно там он узнал от другого посольского разведчика, что какой-то советский капитан третьего ранга в 1959 г. сбежал со своего корабля, базировавшегося на Балтике, и потом вынырнул в США уже в качестве перебежчика. Вспоминая об этом, Вторыгин говорит: «Как только я узнал эту новость, то сразу подумал, что это мой приятель и бывший сослуживец Николай Артамонов. Он быстро продвигался по служебной лестнице и завоевал на флоте репутацию восходящей звезды. Я слышал, что у него были какие-то проблемы с психикой. Говорили, что он морально опустился».

Артамонов оставил командование своим эсминцем «Проект 30Б» (класс «Скорый»), когда корабль находился в польских водах. Корабль готовили к передаче индонезийскому флоту по масштабной программе помощи; вместе с ним передавались крейсер, эсминцы и подводные лодки. К этому времени Артамонов, командир эсминца в возрасте тридцать один год, успел модернизировать корабельный моторный вельбот, на котором он собирался рвануть в Швецию из Гданьска, польского порта на Балтике.

На первый взгляд простой случай — раздраженный морской офицер бежит от системы, в которой, как ему кажется, сдерживают его многообещающую карьеру. Позднее, после бегства, он заявил, что пожертвовал своей карьерой советского морского офицера в обмен на свободу и любовь молодой польской девушки. Шведы в конце концов передали его американской разведке, и он начал свою жизнь в Соединенных Штатах.

Рассчитанные на широкую публику рассказы о жизни Артамонова появились в западной прессе после 1975 г. По этим рассказам, к воспитанию Артамонова были причастны многие старшие чины советского военно-морского флота — такие, как адмирал Ф. Головин, герой войны адмирал А. Головко, и даже якобы его тесть — сам С.Г. Горшков, Главнокомандующий советским ВМФ. Артамонов на самом деле был женат на дочери политкомиссара Балтийского флота, который в то время был полковником. Сын Артамонова, Николай Николаевич, родился в Ленинграде в 1953 г.

Когда эсминец, которым он командовал, проходил плановый ремонт на заводе в Лиепае, то Артамонов втайне от всех уговорил рабочих завода поставить на корабельный вельбот дополнительный топливный бак — двухсотлитровую бочку. Артамонов сам установил на вельботе корабельный магнитный компас, объяснив это своим желанием уходить на вельботе подальше в море для рыбалки. Бывшие сослуживцы беглеца говорили, что эти факты были вскрыты в ходе расследования, последовавшего после бегства Артамонова, но они намеренно не были внесены в итоговые официальные материалы, поскольку флотские контрразведчики опасались быть привлеченными к ответственности за халатность и своевременное непресечение побега Артамонова.

После того как Н. Артамонов и его польская любовница Ева сбежали, преодолев штормовое море, на корабельном вельботе в Швецию, они попросили политического убежища в США. Офис военно-морской разведки ВМС США встретил их с распростертыми объятиями и предоставил Артамонову после этого статус специального консультанта и обильного источника внутренней информации о советском ВМФ. На американцев произвели впечатление и отзывы в советской военной печати об Артамонове как об образцовом офицере. Из поля зрения американских офицеров разведки, которые принимали каждое слово предателя за абсолютную догму, как-то выпало то обстоятельство, что Артамонов был командиром эсминца второго класса, выведенного из основного боевого состава советского ВМФ и предназначенного для обучения индонезийцев работе на устаревшей советской технике. Пока Артамонов в США доказывал добросовестность своих намерений как сознательного политического перебежчика, его прежний сослуживец и друг Л. Вторыгин покинул Буэнос-Айрес и получил назначение на должность помощника военно-морского атташе в советском посольстве в Вашингтоне. Зная, что Артамонов тоже находится в Вашингтоне, Вторыгин поначалу опасался своей вероятной реакции на встречу с Артамоновым, который, живя в Вашингтоне, вполне мог разыскать своего давнего близкого приятеля и бывшего сослуживца. Вторыгин не стал докладывать сотрудникам безопасности посольства о своих прежних тесных отношениях с Артамоновым, поскольку это привело бы к отзыву Вторыгина из долгожданной командировки в Вашингтон.