Любовь крестоносца - Александра фон Лоренц

— Да, господин комтур. Я был тяжело ранен, после того, как с раной стало полегче, от переохлаждения воспалились легкие. И я пролежал почти месяц, — прямо посмотрел в ястребиное лицо Ульрих.

— Но, ведь прошло два месяца! — брови пожилого мужчины взметнулись вверх. — Я вижу, что ты не спешил к своим братьям.

— Тот человек, который дважды спас меня от смерти, попросил остаться до середины июня. Я был связан долгом благодарности по отношению к нему и согласился. — Ульрих не хотел рассказывать о своих чувствах черствому комтуру.

— У тебя нет ни перед кем не никаких обязательств, брат Ульрих, кроме как перед богом нашим! И перед своими командирами, которые являются для тебя представителями господа нашего и Пресвятой Девы Марии! — глубокие складки на лице у комтура заострились, нос выдвинулся вперед.

«Точно, настоящий гриф-стервятник, что кружились над полем после боя. Вот сейчас ринется и выклюет глаза»! — подумал Ульрих. — «Мы, наверно, все тут стервятники. Ведь Радмила права. Не существует никакой благой цели… Если бы мы несли им только просвещение…это

наша верхушка борется за лучшую жизнь для себя ― за счет других».

— Но, господин комтур, во время тяжелой болезни мне явилась прекрасная Дева, и сказала, что теперь моя жизнь принадлежит моей спасительнице. Я не могу не подчиниться святой деве, вы сами сказали, что только она и Господь наш распоряжаются нашими жизнями. И я дал ей обещание, что попрошу гохмейстера Ордена отпустить меня и уйти в свет, чтобы служить моей спасительнице. Вы знаете наш род, господин комтур, не было еще такого случая, чтобы представитель рода фон Эйнштайн не сдержал свое слово. Моя жизнь отныне принадлежит ей! — молодой мужчина прямо смотрел в глаза комтура.

— Вот это новости, брат Ульрих! Ты же находишься на хорошем счету, — удивленно воскликнул комтур. — И тебе полагается большое вознаграждение, помимо того, что тебе уже выделено!

— Брат Фридрих тоже был не на плохом счету, а свое вознаграждение, видимо, получит на дне холодного русского озера. Нет, я твердо решил отказаться от чести быть членом ордена, я дал ей обещание, что уйду в свет! — лицо Ульриха стало каменным.

— Видимо, твоя спасительница очень красива, что ты дал такой обет. Ах, женщины, женщины! Как мудры были отцы-основатели нашего ордена, что внесли в устав статью о целибате. А то наша великая цель распространения истинной веры так бы и осталась лишь бы в планах и мечтах! — и лицо комтура приняло неприятное елейное выражение.

Точнее, наш план захвата чужих земель и обращения населения в бесправных рабов. А ведь они так хорошо живут и без нашего бога!

— Ладно, можешь обратиться к гохмейстеру с просьбой разрешить тебе уйти в мир. Ты, конечно, знаешь, что половина причитающегося тебе имущества отойдет ордену. Второй половиной можешь сам распоряжаться, также и своим земельным наделом. Но тебе еще придется послужить своим братьям, в последний раз. Приказываю тебе принять командование над двадцатью братьями и отправиться в Бранденбургское комтурство, которое изнемогает, отбиваясь от озверевших язычников. Отдохни день, и в дорогу! Все братья, что будут под твоим командованием, уже готовы! — комтур взял со стола какой-то документ, давая понять, что разговор окончен.

— Но я обещал ей вернуться через неделю! — воскликнул раздосадованный молодой мужчина. — Пусть Бруно или Георг примут на себя командование этим отрядом.

— Ты отлично знаешь, что братья из Ордена меченосцев недовольны, что тевтоны на всех руководящих постах. А выдержать Бруно, и француза, и тевтона, они просто не в силах. Георг хороший рыцарь, но командовать никогда не сможет. И вообще, почему ты обсуждаешь мой приказ? Пусть Бруно возьмет оруженосца и съездит к твоей женщине, заберет ее сюда, раз ты дал слово. Все! Выполняй!

Сидя на Лотаре в полном боевом облачении, с длинным мечом, пристегнутом с левого бока, Ульрих выглядел грозным и беспощадным воином. Осмотрев подчиненных ему братьев, оруженосцев и вспомогательных служебных братьев и придя к выводу, что сборы прошли успешно, он направился к комтуру.

— Господин комтур, вы сдержите свое обещание разрешить Бруно со своим оруженосцем съездить за моей женщиной? Я снял в Дерпте для нее дом. Пусть она будет под присмотром брата Бруно, пока я съезжу в Бранденбургское комтурство. Я также намерен отправиться в Монфор за разрешением оставить орден. После этого у меня есть план заехать к графу фон Гессен, другу нашей семьи. А если хватит времени, посещу своих родителей в их родовом замке Марбург. Я думаю, у меня все эти дела займут примерно шесть месяцев. Если, конечно, язычники не изменят моих планов стрелой или хорошим ударом копья, — лицо рыцаря скривила холодная усмешка.

— Не беспокойся, все договоренности в силе! Я благодарен тебе, что ты принял командование на себя в этом походе, — комтур не скрывал своего удовлетворения, что нашел хорошего командира, способного выполнить поставленную перед ним задачу и сберечь подчиненных ему братьев. — Твоя женщина получит все необходимое.

— Бруно! Я прошу тебя через два дня выехать за Радмилой. Объясни, что я поехал за разрешением в ковент. Покажи ее платок, она поймет, что это я тебя послал. Отвези ее в тот дом, что я для нее снял, ты знаешь где. Денег для Радмилы я тебе оставил, на все шесть месяцев. С прислугой я тоже вопрос решил. Как только нас отпустят, поедем в Петру, ты знаешь зачем. Если окажется, что у нее будет ребенок, удели полное внимание ее нуждам. Я приеду еще задолго до рождения малыша. По приезду в Дерпт она должна принять христианскую веру, чтобы у нее не было никаких проблем. И еще! Если я узнаю, что кто-нибудь из вас слишком внимателен к ней, ну, ты понимаешь в каком смысле, я не посмотрю, что вы мои друзья. Как вернусь, женюсь на ней. Если, конечно, останусь в живых. — Ульрих был серьезен как никогда.

— Не беспокойся, брат! Я клянусь тебе честью рода де ла Дийон, что с твоей девушкой будет все в порядке. А насчет твоей жизни — у меня было видение, что мы в Петре. Значит, за эту поездку с тобой ничего не случится! — Бруно обнял друга, потом Георга. — Ну, удачи!

— В путь! — крикнул Ульрих, и отряд выехал из ворот комтурства.

Встреча

Ливония, город Дерпт, 1243 год

Затемно выехав из гостеприимного Оденпского комтурства, Ульрих и Георг рассчитывали часам к шести вечера добраться до Дерпта. Шел приятный, легкий снег. Изящные снежинки, плавно кружились и таяли, упав на лица всадников и морды лошадей.

— Хотя бы метель не началась! — переживал осторожный Георг.

Но радостному Ульриху было не до таких мелочей. Приближалась его встреча с любимой, и он постоянно пребывал в приподнятом настроении. Взошло холодное зимнее солнце. Дорога, проходившая через густой еловый лес, стала казаться не такой угрюмой, и настроение стало вообще превосходным. Все вышло просто великолепно — и разрешение получил, и встретился с отцовским другом, бароном фон Гессен, повидал семью, и даже с братом помирился. Посмотрел он и на его семейную жизнь. Тогда и понял слова матери о том, что они ему желали счастья, когда дали согласие на брак Генриха с Хильдегард. Какой же он был влюбленный дурак! Даже внимания не обращал на то, какая Хильдегард злая и эгоистичная особа. Какая разница между доброй и самоотверженной Радмилой! И хотя у них двое детей — две девочки, счастья и тепла в своей семье брат не нашел. Дом у них чопорный и холодный, взрослые равнодушно относятся друг к другу, девочки запуганы матерью. Та помешана на правилах поведения для детей, а сама вовсю заигрывала с красивым деверем, помня об его былой влюбленности. Хотя уже и прошло шесть лет, его невестка по-прежнему интересная женщина, ухоженная и умеющая хорошо себя показать. А Генрих сильно потолстел, и имеет большую склонность к пиву. Интересно, сколько же он должен выпить, чтобы ему хватило? Жена, по-видимому, ему изменяет. От злости у Ульриха сжались кулаки, — почему-то стало жаль старшего брата. Подлая гадина! Хильдегард ночью пришла к нему в спальню, почти голая, в одном лишь шелковом халате. Наглая шлюха, как она посмела подумать, что его устроят объедки! Она, видите ли, думает, что он по-прежнему в нее влюблен. Но главное, что его оскорбило, что эта плебейская девка решила, что из-за похоти сын барона фон Эйнштайн унизится до того, что заберется в постель к своему старшему брату! Ульрих вытащил ее из своей спальни и едва удержался, чтобы не дать пинка по голой заднице.