Как я съел асфальт - Алексей Швецов

А еще Саша вспомнил свой последний сон. Точнее, не последний, а тот, что был самым ярким и реальным из тех, что ему снились. Тот сон не был связан с серым туманом, или серым шумом, как для себя называл его Саша. Сон был вполне самостоятельным, но ярким и реальным. Саша увидел себя, точнее, он увидел себя не со стороны, а смотрел своими глазами. И видел он, что заходит в незнакомое помещение, разделенное на комнаты. Саша отчетливо понял, что это сон. Ему сделалось страшно. Ему не хотелось идти по этому помещению, но он шел. Он вошел в почти пустую комнату. Прямо перед входом в комнату чернело окно. Верхушки деревьев, колышущиеся на ветру, создавали на стене причудливые тени. Все чувства Саши были обострены. Казалось, было слышно, как за окнами растут деревья.

С левой стороны комнаты стояла старомодная тумбочка. На ней, ярко сияя зелеными цифрами, стоял… точнее, стояли электронные часы. Цифры на часах мерцали и показывали странное время: 26:26:26. Саша четко осознал, что обязательно должен запомнить эти числа, сохранить их в памяти. Эти цифры были очень важными, важными для него и как-то связанными с ним.

А потом Саша проснулся. Проснулся и стал думать, как эти цифры связаны с ним и что они могли означать. Двадцать шесть часов? Но Саша твердо знал, точнее, догадался, интуитивно понял, что двадцать шесть часов не бывает. Эти часы показывали не время. А что они показывали? Календарную дату? Опять не получалось, не складывалось в мыслях, которые Саша думал. Не получалось по той же причине, что и со временем. Саша чувствовал, он был уверен, что месяца… двадцать шестого месяца не бывает. Во всяком случае, Саша о таком месяце ничего не слышал.

Совершенно не поняв значение сна и никак его не растолковав для себя мало-мальски разумным образом, он последние полгода ждал и боялся двадцать шестых чисел. А еще Саша вспомнил, что за последний месяц он снов не видел, вообще не видел. Он словно проваливался куда-то в черную пустоту и все. А снов не было.

– Так что, сон-то? – повторил вопрос Саша молчавшему Леше.

Тот так сосредоточенно грыз ногти, что не сразу ответил:

– Приснилось мне, что мы идем по лестнице, точнее, по крутой лестнице. Идем вверх, идем бесконечно долго… Представляешь, все время вверх.

– И все? – успокоенно перевел дух Саша.

– Не все. Не все, старик, – после паузы продолжил Леша. – Вела нас туда по этой лестнице… вела нас туда…

– Ну не тяни! Говори! – заволновался Саша.

– …моя бабушка… А она давно умерла…

Возникла пауза. Пауза как с одной, так и с другой стороны. Каждый из них думал свои мысли.

– Это что-нибудь значит? – спросил Леша.

– Что-нибудь да значит, точнее, обязательно значит.

– А что это может значить? – испуганно спросил Леша.

– Пока не знаю.

– Я и Олю видел…

– Олю?! – удивленно и нетерпеливо воскликнул Саша. – Так что ж ты молчал?!

– Я и говорю… говорю, шли мы по лестнице, и Оля с нами. А потом Оля остановилась. Оля не пошла с нами. Она вернулась.

– Ясно, – выдохнул Саша, хотя ему было не ясно, а точнее, совсем не ясно, совсем ничего не понятно.

Леша давно отключился, точнее, прервал вызов, а Саша все еще долго сидел с зажатой в руке трубкой и вслушивался сначала в гудки, а потом в неясный шум, который бывает, когда раковину подносят к уху. Саше снова сделалось очень тоскливо, тоскливо и беспокойно. Вновь Оля, пугающая своим безжизненным лицом на мертвенно-бледной больничной наволочке, вспомнилась ему. Что случилось? Что толкнуло ее на отчаянный шаг? Что означает 26:26:26? Какое предостережение зашифровано в этих цифрах? И какой смысл в Лешином сне? Вопросов было много, даже очень много. А ответов Саша не находил. Пока не находил.

Саша встал, швырнул телефон на диван и беспокойно заходил по комнате. Потом снова взял телефон и набрал Гешу. Геша ответил моментально, как будто ждал этот звонок:

– Да.

– Ты где?

– Пока в пути. Но уже скоро подъезжаю.

– За рулем, надеюсь, Маша?

– Нет, я сам. Не знаю, куда она пропала. Телефон не отвечает. Ждал, ждал, так и не дождался, – посетовал на жену Геша.

Голос Геши звучал вполне бодро. Он долго еще рассказывал, как ему было трудно пересилить себя, трудно было сесть за руль, а еще ему было, точнее, и сейчас все еще неприятно проезжать придорожные туалеты.

– Пойми, Саша, все, буквально все напоминает мне Олю. И запах, и сам вид, сам этот невозмутимый вид красных кирпичных стен… непробиваемых и безжизненных стен…

А потом Саша встал. Встал и прошелся по комнате. Последнее время он очень много курил. И Саша это твердо знал и помнил, но ничего не мог с собой поделать. Его руки потянулись к сигаретам. «Последнюю, выкурю последнюю, а потом брошу», – уговаривал он себя. А потом долго и с наслаждением курил. Курил и думал.

Саша по-прежнему чувствовал себя странно и неуютно. Он никогда не приходил с работы так рано, что дома еще никого не было, точнее, совсем никого. И сам факт – само осознание своего одиночества – давил на него. Давил и тяготил, именно тяготил. Тяготило отчетливое понимание своей ненужности и даже какой-то неопределенной заброшенности. Саше было грустно и даже где-то жутко.

Чтобы отвлечься от мыслей, стремившихся в голову для обдумывания и осмысления, Саша включил компьютер. После загрузки на экране монитора возникла, появилась картинка, а точнее, фотография его детей. Мальчики гордо показывали пальцами на туалет за ними. Туалет, который построил их папа. Саше очень нравился этот снимок. Он чувствовал необыкновенную легкость, четко ощущал свою нужность и причастность к строительству новой жизни. Это пьянящее чувство сопричастности поддерживало в нем стремление к усовершенствованию своих маленьких домиков.

А еще Саша подумал, что за этими вот туалетами он не видел главного. Он забыл… он не уделял внимания собственным детям. Внимания, так необходимого растущим и познающим мир мальчишкам.

«Зациклился я, засиделся в своих туалетах, – с грустью подумал Саша. – Но не в том смысле засиделся, как сидит человек, страдающий запорами, а иначе. Совсем иначе, как это бывает у людей, одержимых одной идеей». Даже подарки, которые Саша дарил друзьям, все это были туалеты. Сплошные туалеты, точнее, их точные копии.

А потом Саша опять постарался вспомнить день недели. Он просто пытался понять и ощутить этот день. Вскоре он поймал себя на мысли, что не знает, какой сегодня день недели.

А вообще, Саша очень любил пятницу. Ему всегда нравились нечетные дни недели. Нравилась Саше среда, потому что она делила неделю пополам, нравилось воскресенье. Даже в понедельнике Саша не находил ничего предосудительного. И вообще, нравились ему нечетные числа, а четные он не любил. А нечетные числа Саше сильно нравились, тогда как четные Саша ни во что не ставил. Так повелось еще с детства. Он чувствовал в нечетных числах какую-то таинственную силу, мистику. Один – это первый. А Саша всегда хотел быть первым. Семь, тринадцать – люди всегда придавали большое значение этим числам, наделяя их сверхъестественными силами. И эти числа казались Саше существенными. А четные – что они за числа? Это те, что делились на два. Двойки Саша не любил с первого класса. Он получал их часто, особенно за сочинения. Может быть, поэтому Саша не любил все то, что каким-то образом было связано с двойками. Он часто путешествовал и всегда старался прислушиваться к числам. К четным и нечетным.