Полдень, XXI век, 2008 № 12 - Николай Михайлович Романецкий

такое пламя. Она не могла знать, что чувствую я.

Так было лучше.

Встречать нас вышел сам бург-майстр в сопровождении закованных в латы баронов, при поддержке двух сотен тяжелой пехоты и полусотни лучников и арбалетчиков.

Похоже, город выставил все профессиональное войско.

Спасибо, что не собрали ополчение.

Не было видно бурых ряс отцов-инквизиторов. Значит, Инквизиция не имеет ничего против моего обоснования в этом городе. Теперь все зависит от городских властей. От слова бург-майстра. Хорошо.

Простаки верят, что для приворота нужен любовный эликсир, волшебное зелье, долгие жесты и какая-нибудь вещь объекта.

Чушь.

Достаточно взгляда.

Конечно, простаков никто не разубеждает — раз им так хочется приключений. К тому же они привыкли платить за нечто осязаемое — например, за кувшин зелья. Кто захочет платить просто за взгляд?

Бург-майстр открыл рот, чтобы сказать внушительную речь. Судя по количеству воинов, он хотел попросить нас удалиться и идти дальше своей дорогой. А потом встретился глазами со Светой. С ее синими глазами, я помнил. Бург-майстр забыл все слова. Я опустил голову, чтобы не видеть, как меняются два лица.

Наверное, это выглядело глупо. Два человека, продрогшие и промокшие, в грязных плащах, стоящие в лужах, под моросящим дождем. А напротив — тридцать всадников в настывающих на холодном ветру панцирях. Двести пехотинцев, зябнущих в железе. Пятьдесят воинов на стенах, пытающихся закрыть тетивы от всепроникающей осенней сырости.

— Мы… — выговорил, наконец, бург-майстр, — рады приветствовать вас в своем городе. Добро пожаловать. Работа для хорошего мага отыщется всегда.

Я склонил голову в почтительном поклоне. Прижал руку к промокшему плащу, почувствовал что-то, копошащееся на ладони.

Маленький светлый паучок.

К добрым вестям.

СЕРГЕЙ ПРИВОРОТОВ

Мой папа

Рассказ

Я люблю подниматься домой, не пользуясь лифтом. Каждый шаг по каменным ступеням гулко отдаётся эхом, замирающим где-то на верхних этажах. В нашем подъезде это получается почему-то особенно громко и внушительно. Словно иду вовсе не я, а кто-то другой, неведомый, огромный. Говорят, будто раньше даже взрослые верили в привидения, нечистую силу и прочую дребедень. Ясное дело, это сказки. Ну, как, скажите, можно серьёзно верить в подобное? И всё-таки здорово было бы, заведись именно в нашем подъезде что-нибудь этакое, необъяснимое. Не зря же в нём такое эхо… Но я-то прекрасно знаю, что таковы акустические свойства помещения.

Вот и обитая мягким коричневым материалом дверь нашей квартиры. Спокойно! Это я сам себе командую. Ещё не тронул дверь, а уже знаю: Он там, больше того, я ХОЧУ, чтобы Он там был. Достаточно лёгкого касания пальцем, и дверь распахивается. В прихожей висят Его шляпа и плащ, внизу на полу ботинки сорок третьего размера и дипломат «Made in Hong Kong». Я раздеваюсь, ставлю рядом школьную сумку и иду на кухню.

Из-под приоткрытой двери струится голубоватый дымок, свет падает на цветной линолеум неестественно чёткой полосой. Пахнет нагретой канифолью. Доносится негромкое шипенье и потрескивание.

— Это ты? — раздаётся за дверью.

Просто вопрос, вопросик. Будто может войти ещё кто! Мама же не вернётся с работы раньше семи.

— Я, я! — отзываюсь бодро и решительно открываю остеклённую дверь, закрашенную белой краской.

Вот Он, мой папуля, верхом на табурете. На небритом лице застыла виноватая улыбка. Глаза смотрят на меня вопросительно.

— Ты уже пришёл? — Ещё вопросик! Как будто сам не видит. Но мне приятны его дурацкие вопросы и то, что он здесь. Я представляю, каково было бы без него, и зябко передёргиваю плечами.

— Ну, здорово! — его ладонь хлопает меня по плечу. Есть у него силёнка, я еле сдерживаюсь, чтобы не поморщиться, и насилу улыбаюсь в ответ.

Папуля опять что-то сосредоточенно мастерит. Перед ним на столе дымящийся паяльник, кучки разноцветных радиодеталей, сплетения проводков, перевёрнутая пустая коробка, корпус транзисторного приёмника. Неугомонный папуля! Судя по всему, работа ещё в начальной стадии. Он старается явно для меня, пытается сделать что-то важное на его взгляд. Но, видимо, у него не очень получается.

Теперь я чувствую, он ждёт моих вопросов, ему хочется «пообщаться», но я молчу. Мне, правда же, достаточно его присутствия, я ощущаю его тепло, мне хорошо и я молчу.

— Знаешь, дружище, это будет Выполнитель Желаний для тебя, универсальный! Неплохой подарок на твой день рождения, а?

Я делаю заинтересованный вид:

— Что же он сможет исполнить?

— Ну… хочешь — мороженое, например, хочешь… эээ… лимонад…

Бедный папуля, он думает, что это предел желаний для шестиклассника. С каким завидным упорством он изобретает изобретённое, стучится в открытую дверь!..

— Что в школе? — тревожится он, следя за выражением моего лица. — Спрашивали по какому-нибудь?

Я молча качаю головой, объяснить ему всё, как есть, я не в силах, да и не поймёт он. Мой дорогой, мой единственный папулечка с его смешным выполнителем желаний. Ему и невдомёк, что подобные игрушки я мастерил ещё в детском саду.

— Можно мне отдохнуть, а то что-то устал?.. — вру самым бессовестным образом, просто захотелось побыть одному.

— Да-да, о чём разговор. А я ещё повожусь немного, — его лицо принимает серьёзное выражение, голова с поредевшей шевелюрой склоняется над недоделанной радиосхемой.

Я иду в комнату и ложусь на софу. Рядом на тумбочке возвышается телевизор «Горизонт» со встроенным мною моим Выполнителем — Материализатором Желаемого. Но об этом никто, кроме меня, не знает и не узнает. Даже телемастер принял его за автоматический устранитель помех. Вот благодаря этой мудрёной коробочке я и создал папулю. Да, да, благодаря ей и моему сильному-пресильному хотению.

Я не помню своего настоящего отца, мама говорила, что он погиб при аварии, когда я был ещё грудным. Как бы то ни было, у меня нет о нём никаких воспоминаний. Зато у мамочки их через край, только собери и материализуй. А я… я просто всегда очень хотел иметь настоящего живого отца и завидовал тем, перед кем не стояло такой проблемы. Пусть даже сердитого, неразговорчивого или, наоборот, ворчливого и постоянно читающего мне нудные наставления, но только отца, моего, собственного. Вот чего я всегда страстно хотел. Возможно, именно это желание двигало мной, пока я создавал свои первые простейшие приборы от регулятора настроения до уловителя воспоминаний.

Я знал, что маме не хватает того незнакомого мне и одновременно столь знакомого по её рассказам мужчины, моего отца, что она часто не спит ночами, ворочаясь в постели, и вытирает слёзы в беззвучном плаче, боясь разбудить меня. Иногда она звала меня к себе и подолгу рассказывала о нём…

А я сжимал от бессилья кулаки