Рыцарь пустыни, или Путь духа - Генри Райдер Хаггард

– Ты бы поступил так, будь они твоими женами и дочерьми? – презрительно спросил у него Руперт. – Как я мог их выдать после того, как они ели мой хлеб и соль? Теперь же их вообще с нами нет. Но если тебе страшно, Абдулла, бери своего верблюда и поезжай за ними. Мы же общими усилиями будем удерживать перевал, чтобы ты смог уехать как можно дальше.

После этих слов некоторые слуги начали насмехаться над Абдуллой и называть его женщиной и трусом. Он же устыдился и заявил, что покажет им, что храбрости ему не занимать. Затем, просвистев над его головой, в скалу за его спиной впилась ружейная пуля, очевидно, выпущенная в Руперта, который, стоя во весь рост, обращался к солдатам. Бой начался.

Руперт заметил стрелявшего: тот выпустил пулю из-за спины верблюда, примерно в двухстах ярдах от него, потому что над ним все еще висело облачко дыма. Схватив свою автоматическую винтовку «винчестер», он быстро прицелился и тоже выстрелил. Он был метким стрелком, как по дичи, так и по мишени, и его зоркий глаз и твердая рука не подвели его. Раздался хлопок выстрела, и в следующий миг араб – тот самый часовой, с которым они разговаривали у Пресных Колодцев – вскинул руки и тяжело повалился из седла на землю.

Узрев в этом добрый знак, солдаты тотчас же открыли огонь и убили или ранили нескольких врагов. Арабы тотчас поспешили укрыться, а лошадей и верблюдов отвели подальше, вне досягаемости пуль.

Вход в горное ущелье был усеян большими камнями. Крадучись от одного к другому, арабы медленно продвигались вперед, поливая солдат Руперта ружейным огнем. Тем не менее, это не нанесло большого ущерба, так как его солдаты сидели в хорошем укрытии и смогли убить нескольких арабов. Так продолжалось около часа. Неожиданно ближайший к Руперту солдат, по неосторожности подставивший себя под пули, дернул головой и повалился ничком на камни. Пуля пробила ему мозг и вышла навылет. Сразу после этого один из его товарищей, полагая, что он всего лишь ранен, встал, чтобы его поднять и тотчас получил пулю в плечо.

Перестрелка продолжилась весь день. Раненых больше не было; после первого сурового урока никто не осмелился высунуть из-за камней даже носа. А пока они не поднимали головы, враг не стрелял. И они продолжали лежать там, скорчившись за камнями под палящим солнцем. Пищи у них было в избытке; что же касается воды, то ее было мало, ибо почти всю ее они израсходовали прошлой ночью, рассчитывая пополнить ее запасы в колодце, расположенном чуть дальше вдоль дороги. Хотя ее расходовали бережно, вскоре была выпита последняя капля, так что ближе к вечеру весь их отряд мучила жажда.

Наконец солнце село и стало темно.

В течение всех этих унылых часов Руперт советовался сам с собой. Будучи искушен в арабской тактике ведения войны, он догадывался, что Ибрагим вряд ли станет нападать на них при свете дня, ибо это может ему дорого стоить: в лучшем случае он потеряет много воинов, в худшем будет разгромлен. А вот подобраться к нему под покровом ночи или рано на рассвете – это куда вероятнее.

Численный перевес был на стороне врага, и такой шаг со стороны Ибрагима означал бы для них верную смерть, полное уничтожение. Впрочем, оставалась и вероятность того, что этот шаг не будет сделан; зная, что Руперту ждать подкрепления неоткуда, арабы продолжат старую тактику, и рано или поздно свое дело за них сделает жажда. Так что, похоже, выбирать ему придется из двух зол – сдаться на милость врагу или отступить. Тогда он собрал своих солдат и в темноте обратился к ним с речью, не став скрывать от них всю тяжесть положения, в котором они оказались.

В данных обстоятельствах, как сказал он, если они пожелают сложить оружие, он не станет им препятствовать, единственное, он уверен в том, что несмотря на все обещания сохранить им жизнь, арабы их все равно убьют или в лучшем случае продадут в рабство Халифе или его эмирам, с которыми этот Ибрагим наверняка заодно. Что до него самого, то он сдаваться не намерен, но выбрав место поудобнее, готов отстреливаться до конца, пока не будет убит, как Гордон.

Солдаты в один голос заявили, что этого не допустят. Их дело – умереть вместе со своим командиром, а не бросить его в беде. Ведь они суданцы и солдаты, а не какие-то там феллахи.

Руперт просто поблагодарил их и предложил им второй выбор – отступление. Перевал у них за спиной был открыт, хотя никто из них ни разу не ходил через него. На карте он показал им источник, расположенный в пустыне, милях в тридцати отсюда, до которого они могли добраться. Или же, выйдя из ущелья, они могли свернуть в сторону и двинуться вдоль гор, в надежде найти воду или безопасность. Или же они могут попытаться пробиться назад к Вали-Хальфа, что, однако, лично ему представляется делом безнадежным, поскольку, оказавшись в открытой пустыне, они станут легкой добычей врага, который атакует их со всех сторон и, взяв в кольцо, уничтожит.

Обсудив все это между собой, солдаты объявили ему свое решение: они предпочитают бегство. Что до всего остального, то они готовы встретить ek Mektub, что в переводе означает «то, что написано», иными словами, свою судьбу. Руперт произвел перекличку, чтобы проверить, все ли на месте. Двое не откликнулись на свое имя – мертвый солдат и сержант Абдулла. Сначала все подумали, что тот тоже убит, однако затем кто-то вспомнил, что он днем пошел накормить верблюдов, и с тех пор его никто не видел. Позднее они узнали, что предвидя план своего командира, он уже покинул место боя, причем, на лучшем верблюде – акт трусости, который, как мы увидим, имел самые серьезные последствия для Руперта, особенно, в том, что касается его карьеры. А пока скажем лишь то, что, обогнув горы, Абдулла целый и невредимый вернулся к берегам Нила. Думаю, понятно без всяких слов, что там он явился к властям с донесением, которое, увы, некому было опровергнуть.

И вот теперь, приняв решение, небольшой отряд задался целью как можно быстрее его выполнить, ибо никто не мог сказать, когда последует новая атака. Сначала они собрали все, что смогли найти, и развели костер, дабы арабы подумали, что они решили остаться здесь лагерем. Затем, произнеся над мертвым товарищем молитвы, они усадили его за камень, так, чтобы из-за того торчала его рука с ружьем, а на них падали отблески костра. Они также оставили двух самых худших верблюдов, в надежде, что их рев введет врага в заблуждение и Ибрагим решит, что караван не сдвинулся с места. Покончив с приготовлениями, они как можно тише двинулись в путь. Правда, вскоре оказалось, что эта задача гораздо сложнее, чем они думали.

Ночь была безлунной, и в ущелье царила тьма, как говорится, хоть глаз выколи. Более того, на пути им то и дело попадались валуны и вымытые водой колдобины, в одной из которых один верблюд вскоре сломал ногу, и его пришлось прирезать и бросить вместе с его ценной поклажей. Примерно через полмили еще один верблюд сорвался не то с берега, не то с обрыва и пропал; один солдат подвернул лодыжку, а другой, споткнувшись, ударился лбом о камень и получил глубокую ссадину. После этих случаев Руперт распорядился сделать остановку и дождаться, когда взойдет луна, потому что в темноте идти дальше было практически невозможно.