Башмаки на флагах. Том 1. Бригитт - Борис Конофальский

При этом госпожа Эшбахт вдруг положила свою руку на руку Волкова. Не то чтобы сие было предосудительно, любови и ласке положено быть промеж супругов. Но то было в церкви, а ещё то было весьма удивительно для Волкова. Жену было не узнать в последнее время. Кавалер не удивился бы, если бы узнал, что она что-то задумала. Руки он, конечно, не отнял, но насторожился, хотя бургомистр начал его хвалить:

— Уж простите его, госпожа, но воинское дело есть труднейшее из всех дел, что даны Господом человеку, а в воинском деле мало кому-то удалось сделать, что мужу вашему. Ибо злейшему из врагов наших он неоднократно указывал место его.

— Да, в войнах и поединках ему равных мало, — неожиданно согласилась жена. — Жаль, что не так он куртуазен и галантен, как храбр в поединках и умел в войне.

— Каждому своё, госпожа, каждому своё, — отвечал ей бургомистр.

После этого разговора Волков ещё больше убедился в том, что жена что-то замышляет. Возможно, ему ещё откликнется чёртов Шоуберг. Даже из могилы.

А тут вдруг красиво и стройно запели хоры, и епископ, в лучших своих нарядах, не без помощи молодых служек взобрался на кафедру и начал праздничную мессу. Рождество всё-таки. А Волков, наклонившись к бургомистру, спросил тихо, чтобы не мешать другим слушать мессу:

— Кажется, после мессы будет пир?

— Как водится, господин фон Эшбахт, как водится. У нас же сегодня два праздника сразу.

— Будьте добры, проследите, чтобы на пиру мой первый офицер Брюнхвальд получил должное место.

— Непременно, я сам прослежу за этим.

И тогда Волков ему говорит то, из-за чего он этот разговор и начал:

— А ещё найдите подобающее место на пиру госпоже Ланге.

— Не та ли это госпожа Ланге, что была при доме Маленов раньше? — спрашивает господин Виллегунд.

— Именно та, сейчас она при моём доме состоит, со мною приехала.

— Не волнуйтесь, кавалер, мы найдём подобающее место и вашему первому офицеру, и госпоже Ланге. — заверил бургомистр.

После мессы все стали выходить на площадь, важные городские господа шли кланяться к Волкову. Бургомистр и епископ, а также госпожа Эшбахт стояли рядом с ним. Отец Теодор, чуть сзади, представлял ему городских господ, многих из которых кавалер уже знал, а кое-кому был и денег должен. Помнил он и Фейлингов. Как раз это семейство шло к нему здороваться. Двое юношей из этого дома, что состояли при нём, были сейчас при семье. Волков чуть оборотил голову и негромко спросил бургомистра:

— А как зовут Фейлинга?

— Фердинанд, — так же негромко отвечал бургомистр.

Вот он-то и нужен был Волкову. Фердинанд Фейлинг и весь его дом должны были стать союзниками кавалера в Малене. Вторыми после святого отца Теодора. Волков при приближении Фердинанда Фейлинга протянул ему обе руки, как другу старому и сердечному.

Фердинанд хотел ему кланяться, но кавалер притянул его к себе и обнял:

— Рад видеть вас, друг мой, — говорил Волков.

— И я… И мы_, - Фейлинг даже растерялся от такой ласки. — Вот, всей семьёй решили засвидетельствовать почтение. Это моя жена Изабелла.

— Госпожа Эшбахт, — скромно представил свою супругу кавалер.

Дамы улыбались, приседали в книксенах, однако Элеонора Августа делала это вежливо, но снисходительно. Всё-таки она дочь графа.

— Рад сообщить вам, друг мой, что очень доволен вашими сыновьями Куртом и Эрнстом.

— То мои племянники, — поправил Фейлинг.

— Ах вот как!

— Но любимые, любимые племянники, — говорил дядя молодых людей, — такие любимые, что иной раз люблю их больше, чем собственных сыновей.

Все поняли, что это господин Фейлинг так шутит. Все смеялись. И как ни хотелось Волкову продолжить разговор с Фейлингом, но к нему уже шли другие важные люди здороваться.

Раскланявшись с очередной влиятельной семьёй Малена, Волков, всё ещё думая о нужной для него встрече с Фейлингом, снова повернулся к бургомистру:

— А во сколько закончатся праздники?

— Завтра закончатся, — сообщил ему господин Виллегунд.

— Завтра? — удивился кавалер.

— Завтра, завтра, — говорил бургомистр, — сегодня у нас будет Рождественский обед, а завтра пир в вашу честь, смотр городского ополчения и бал.

— Ах вот как, — Волков сразу стал подсчитывать, во сколько ему обойдётся постой и прокорм солдат, офицеров и господ из выезда.

Он продолжал улыбаться и кланялся очередным важным горожанам, хотя ему хотелось скривиться. А бургомистр, словно прочтя его мысли, шептал ему сзади:

— Не извольте беспокоиться, господин кавалер, солдат ваших мы разместим в городских казармах, на то уже даны распоряжения, а господа офицеры получат приглашения на ночлег от лучших домов города. Очень рассчитываю на то, что вы и ваша досточтимая супруга согласитесь принять моё приглашение.

С одной стороны это было приятно, но с другой стороны. Волков не хотел оставаться один, без солдат или хотя бы офицеров. Кто знает, что у этих горожан на уме. Он покосился на епископа, это был единственный человек, которому кавалер доверял всецело.

И старый умный поп сразу понял его взгляд и сказал бургомистру:

— Сын мой, на правах духовника господина Эшбахта прошу вас уступить мне право быть гостеприимным хозяином.

— Прошу простить меня, господин Виллегунд, — продолжил Волков, — но я очень скучаю по наставлениям святого отца и давно хотел поговорить о делах духовных.

Виллегунд безропотно поклонился. На том разговор был бы и закончен, не вступи в него Элеонора Августа:

— Отчего же нам, как бездомным бродягам, искать чужого крова, когда у нас тут есть свой большой дом, где все ваши офицеры смогут разместиться?

— То не мой дом, — произнёс кавалер сдержанно, — то дом вашего отца.

Ночевать в доме, хозяин которого твой откровенный недруг, ему совсем не хотелось.

— Как пожелаете, муж мой, — с несвойственным для неё смирением произнесла Элеонора Августа.

Они ещё долго здоровались с городскими нобилями, прежде чем всё закончилось, и все господа под всё тот же шум направились в городскую ратушу. Пошли пешком, даже епископ шёл сам, хоть на брусчатке кое-где был лёд, слава Богу, ратуша была совсем рядом.

На рождественском обеде было весело. На верхних лавках разместились музыканты. Стали играть весёлую музыку. Ратушу, хоть и была она велика, протопили, дров не жалея, и шубы тут были уже не нужны. Хоть и святой праздник, но дамы незамужние блистали открытыми плечами, непокрытыми и распущенными волосами и прозрачными нижними сорочками, что не были прикрыты лифами платьев. Элеонора Августа кривилась от такой распущенности городских девиц. А Волкову и другим мужчинам всё нравилось. Он сидел за главным столом, по правую руку от епископа. Справа от него сидела жена, за женой сидел бургомистр, далее члены городского совета с жёнами, главы гильдий и коммун.