Канон, звучащий вечно. Книга 2. Красивые души - Масахико Симада

– Каору…

Сработала сила странного соблазна. Убив в себе все чувства, отвергнув призывы Каору, Фудзико искушала его временами, которые давно прошли.

– Если бы ты был моим младшим братом, тебе не пришлось бы так мучиться.

Он был готов растаять от ее сладкого шепота. Однако если она станет для него старшей сестрой, все старания Каору, вся любовь, которую он так бережно растил, пойдут прахом. Но, будто поддавшись гипнозу Фудзико, он не мог противостоять ее улыбке. Соблазн считать ее старшей сестрой был таким щемящим и печальным, что останавливал все его мысли. Она хочет сказать: если бы они относились друг к другу как брат с сестрой, ее тревоги и страхи исчезли бы? Значит, ему всю жизнь придется кусать локти из-за того, что он младше Фудзико?

– Каору! – Из сада послышался голос Андзю. И здесь сестра, и там сестра… Он не откликался, и Андзю позвала еще раз. Каору мрачно ответил:

– Мы закончили.

Каору стоял, прислонившись к стене, и, словно окаменев, смотрел, как Фудзико поправляет прическу и одежду.

Фудзико улетела в Нью-Йорк. Бросив и принца Хидэномию, и Каору, и толпу преследователей. Перед самым отъездом она позвонила Каору и нежно сказала загадочную фразу:

– Каору, мне кажется, придет день, когда я опять полюблю тебя.

– Если ты не любишь меня сейчас, то когда полюбишь? – только и смог бессильно возразить ей Каору.

– Поверь в это, и мы опять где-нибудь встретимся и полюбим друг друга. Я до сих пор помню: ты тогда был еще совсем ребенком и спросил меня в парке, знаю ли я, почему земля круглая. Ты сказал: «Потому что Бог сделал ее круглой, чтобы те, кто расстался друг с другом, смогли опять встретиться». И точно, мы смогли с тобой встретиться, обогнув землю. Всякий раз, когда я тебя вижу, ты становишься лучше. Я не могу меняться так же, как ты. Не хотелось бы наскучить тебе. Я могу уехать куда угодно, потому что знаю: ты меня любишь. Я тоже дам тебе обещание. Я постараюсь быть честной в своих чувствах. Давай взрастим нашу любовь, чтобы в будущем она распустила самые прекрасные лепестки.

Фудзико убила любовь, пытаясь возродить отношения брата и сестры. И превратилась в спящую красавицу. Вряд ли ее разбудит поцелуй младшего брата. Каору опечалился: выходит, он был учебным пособием для чувств Фудзико. Или же ему следовало попросить ее руки и сердца? Может быть, надо было насильно сделать ее своей, не пасуя перед ее загадками, не пугаясь ее дикости? Фудзико уехала, а его сердце наливалось тяжестью, как виноградные грозди.

Известие о кончине императора застало Каору в Нью-Йорке.

Начиная с прошлого года все в Японии замерло и застыло из-за его болезни. Агония одного старика парализовала всю страну. Его организм был поражен раком, у него не прекращались анальные кровотечения, всякий раз ему делали переливание крови, чтобы продлить жизнь, но последние три месяца он практически не приходил в сознание. Народ следил за его состоянием и, чувствуя на себе взгляды окружающего мира, дышал тихо и ограничивал себя во всем. Токио находился в центре паралича – город погрузился во тьму впервые за сорок лет после окончания войны, когда затемнение защищало его от бомбежек. На улицах погасли неоновые огни, реклама была прикрыта, исчезли смех и улыбки из теле– и радиоэфиров и театральных залов. Если находишься в центре паралича, впадаешь в жуткую тоску – по этой причине Ино сбежал из Токио, и Каору встретил его в отеле «Челси», где обычно останавливался сам.

– Вот уж действительно ничего не поделаешь. Подумаешь, умер один старикашка, а всю Японию будто парализовало. На порнокинотеатрах черная занавеска, игровые автоматы патинко закрыты, а из телевизоров исчезла реклама. Куда ни глянь, везде император, император, император. Вот уж не знал, что японцы до такой степени обожали этого старика. Хочешь развеяться, посмотреть какую-нибудь киношку, поесть морского карася с рисом и красными бобами – и на тебе: все фильмы в прокате на руках, в магазинах – ни карася, ни красного риса, неприлично сейчас это. Вот я и поспешил сбежать к тебе в Нью-Йорк. Самолет пустой был, видно, в такие времена никто и не летает.

Окончив университет, Ино устроился работать в газету, в отдел политики. Круглый отличник, такой, что даже сам над собой посмеивался, он по крайней мере не стал аппаратным работником – тоже своего рода протест. В это время политические круги сотрясали скандалы: многие политики, связанные с правящей партией, оказались замечены во взятках. Но, похоже, из-за смерти императора эти скандалы постараются скрыть от посторонних глаз. Ино бесила позиция прессы, освещавшей события в императорской семье, и он разочаровался в работе журналистов. Все они, как считал Ино, были верными псами, бегающими за посредственными политиками. Чтобы смягчить свое разочарование, он убедил завотделом: сейчас не время киснуть в Японии, пора подышать свежим ветром мировой политики – и выпросил разрешение на двухнедельную загранкомандировку. В те же сроки Каору планировал свой первый тур по Европе: Берлин, Париж, Неаполь. Как раз те города, куда отправлялся Ино.

Сразу же после отъезда Фудзико Каору покинул Токио и вернулся в Нью-Йорк, чтобы продолжить совершенствование своего голоса женщины-призрака. Хотя и он и Фудзико жили на Манхэттене, их пути шли в противоположные стороны, не пересекаясь. Чтобы совладать с желанием немедленно броситься к ней, Каору сосредоточил все силы на певческой карьере.

Каору вновь встретился с мадам Попински, чтобы узнать, насколько лучше, по ее мнению, стал его голос. Она тотчас же позвонила своему коллеге-немцу, и Каору спел ему по телефону.

Через неделю из Берлина прилетел человек по имени Эрнст Вандарих послушать Каору. Он был немногословен. Не давал никаких оценок, а только слушал Каору с открытым ртом. Внезапно, будто очнувшись, он сказал, что хочет стать менеджером Каору и прямо сейчас заключить с ним контракт на концертный тур по Европе. Каору согласился не раздумывая. Кроме него были приглашены оркестр, состоявший из лучших студентов европейских консерваторий, и набирающие популярность молодые солисты; в программу тура входили фестивали и концерты в различных городах Европы. Мадам Попински горячо поддержала решение Каору поехать в турне – прекрасный шанс представить свой голос европейской публике.

Тем временем Фудзико провела пресс-конференцию в Нью-Йорке, где четко изложила свои намерения, не оставляя места кривотолкам. По спутниковому каналу, который транслировал эту пресс-конференцию из Японии, Каору смотрел на Фудзико, сидящую перед телекамерами в том же городе, что и он, и, покрываясь холодным потом, слушал ее слова. Она читала заранее подготовленный текст отчетливо и ясно, так, чтобы всем было хорошо слышно.

– Хочу поставить вас в известность, что я не являюсь избранницей наследного принца. Я не изменила своего твердого намерения продолжать работу в качестве сотрудника ООН и прошу оставить меня в покое.

От Ино не ускользнуло, как помрачнел Каору, услышав эти слова. Ему-то казалось, что Каору повеселеет, и он спросил: