Саксонские и нормандские короли. 450-1154 гг. - Кристофер Брук

Для современного читателя все это звучит весьма подозрительно; ему хочется дать какое-то рациональное объяснение. Хитрость объяснения доктора Мюррей состоит в том, что оно и в самом деле истолковывает предупреждения и предзнаменования, даже сны короля. Все знали, что он умрет! К сожалению, ее объяснение содержит ряд допущений, которым нет доказательств и которые являются дико невероятными.

Прежде всего, давайте посмотрим, что именно нуждается в объяснениях. О таких случаях рассказывают как о чудесах, знамениях по милости Господней и Божьем промысле. Св. Ансельм знал об этом, потому что был тем человеком, которому ангелы приносили вести. Вильгельму снились сны, потому что Бог не оставляет жертв своего суда без предостережения. Смерть Вильгельма произвела колоссальное впечатление не из-за каких-то подозрений в преступлении или человеческом жертвоприношении, а потому что в нем увидели Божий суд над грешником. Она произвела тем большее впечатление, потому что на человеческом уровне все считали ее несчастным случаем. Великий человек был убит в расцвете лет, находясь на вершине власти.

В объяснении нуждается не аура таинственности, а простой факт смерти короля. Слухи, окружавшие смерть Вильгельма Рыжего, были обычным явлением в то время. Такие же байки возникали и вокруг других заметных событий точно таким же образом. Предсказания подобного рода часто встречаются в литературе этого века. Легенды вокруг кончины Томаса Бекета даже еще более удивительны, потому что мы знаем, как быстро они возникли и какое широкое признание имели. Эта параллель не укрылась от доктора Мюррей. Бекет тоже был Божьей жертвой. Но столько всего нуждается в объяснении в отношении Бекета, что будет утомительно прослеживать все искажения.

Слухи, витавшие вокруг смерти Вильгельма Рыжего, подчеркивают тот факт, что люди считали его кончину судом Божьим, и это является частью объяснения того неблагосклонного отношения, которое он сразу же заслужил у летописцев. До 1100 г. церковь в основном враждебно относилась к нему, и не без причины.

В этой враждебности церковных летописцев есть одно исключение. Монахи аббатства Бэттл (основанного его отцом на месте сражения при Гастингсе) помнили его как благотворителя, и весьма вероятно, что он увеличил солидные пожертвования, которые у его отца зависели от непредвиденных обстоятельств. Монастырский летописец был склонен основывать свое мнение о короле на его отношении к его собственному хозяйству и доходам, и это, безусловно, отражено в отношении Эдмера, историка и биографа св. Ансельма, архиепископа Кентерберийского, и в версии, представленной в «Англосаксонской хронике», которая также исходит из Кентербери. Большую часть своего царствования под тем или иным предлогом Вильгельм Рыжий пользовался доходами епархии и монахов Кентербери, а самих монахов содержал на небольшую сумму денег. Это была его отличительная черта. Подобно многим феодальным властителям, он считал церкви главным образом объектами собственности. Ансельм просил его позволить аббатам избираться на вакантные должности в аббатствах, которые он «обирал». «Вам-то что? Разве аббатства не мои?» — был резкий ответ короля.

Вильгельм Рыжий был обязан своей короной поддержке архиепископа Лафранка, и нам сообщают, что он вел себя хорошо и выполнял свое обещание править справедливо, пока Лафранк был жив. В 1089 г. Лафранк умер, и Вильгельм начал пользоваться своими доходами. Лафранк часть лучших лет своей жизни был монахом и настоятелем монастыря Бека, и после его смерти не было никого в англо-нормандской церкви, кто обладал бы более высоким авторитетом, чем его друг и ученик Ансельм, бекский аббат. Ансельм был одной из тех редких личностей, которые пользовались восхищением и любовью даже у своих врагов. В 1092—1093 гг. его обманом заставили приехать в Англию, хотя он и знал, что его имя было у всех на устах как имя следующего архиепископа. Очень своевременно король заболел и решил, что умирает. Он немедленно предложил Ансельму архиепископство и настойчиво упрашивал принять его. Он вбил себе в голову, что его болезнь была расплатой за то, что он никого не назначал на место архиепископа, и пройти она может только в том случае, если он заполнит эту вакансию св. Ансельмом. Ансельм не хотел этой должности, он также не был суеверным. Он сказал королю, что тот поправится в любом случае. «Да знаете ли вы, что вы собираетесь сделать? — будто бы сказал он епископам, которые побуждали его принять предложение короля. — Вы задумали впрячь дикого быка и немощную старую овцу в один плуг под одним ярмом. И что из этого выйдет? Неукрощаемая дикость быка потащит плуг через тернии и заросли и так искалечит овцу, что она станет совершенно бесполезной...»

Король выздоровел, но сдержал слово, данное Ансельму, и настоял на том, чтобы сделать его архиепископом. Однако это не принесло ничего хорошего ни одному из них. Король, видимо, считал, что его обманом вынудили сделать это назначение, и не ладил со святым отцом. Ансельм обнаружил, что невозможно поддерживать мирные отношения с Вильгельмом, не идя на недопустимые компромиссы по принципиальным вопросам. В конце концов Ансельм попросил разрешения поехать к папе римскому за мантией архиепископа, символом его сана. В то время в Европе два человека претендовали на то, чтобы быть папой римским, из-за полемики, которая не прекращалась между папой Григорием VII и императором Генрихом IV в предыдущее десятилетие. Официально в Англии не был признан ни один папа римский — ситуация, явно устраивавшая Вильгельма II. У какого папы, спросил он, собирается Ансельм требовать свою архиепископскую мантию? На это Ансельм, который был в Беке, когда начался этот раскол, и уже сделал свой выбор вместе с остальными церковнослужителями Нормандии, ответил: «У Урбана». Король возразил, что он еще не принял решения, а по обычаю, заведенному у его отца и у него самого, никто в его королевстве не может считать человека папой римским без его разрешения, и всякий, кто хочет забрать у него это исключительное право, пытается отнять у него его корону.

В конечном счете Ансельм победил, и Урбан был признан папой римским. Но разногласия между Ансельмом и королем росли, и, когда Ансельм понял, что Вильгельм намерен подвергать его гонениням во что бы то ни стало, он уехал из страны и провел оставшиеся годы правления короля, пользуясь гостеприимством то папского двора, то архиепископа Лиона. Вильгельму Рыжему грозило отлучение от церкви, но оно было отсрочено по просьбе Ансельма. Затем Урбан умер. Когда Вильгельм спросил, каков его преемник, ему ответили, что в чем-то он похож на Ансельма. С проклятием король выпалил: «Его папство на этот раз не возьмет надо мной верх. Я добился для себя свободы и буду делать что захочу». «Но он недолго наслаждался ею; не прошло и года, как смерть нашла его...»

Этого достаточно, чтобы объяснить отношение летописцев, и особенно тех, кто восхищался св. Ансельмом или служил ему. Они ненавидели короля, но им нравилось рассказывать о нем разные истории. Его вспыльчивый характер, находчивость и характерная божба «Клянусь ликом Божьим!», «Клянусь образом Лукки!» (изображение лика Христа) способствовали тому, что его поступки и высказывания переходили из уст в уста. Перед нами портрет Вильгельма Рыжего, «героя», появляющегося даже в истории у Эдмера, первое издание которой было написано не более чем через пятнадцать лет после смерти Вильгельма. Некоторые истории могут быть неканоническими, но изображаемая ими картина, вероятно, достаточно правдива. Вильгельм был богохульником, алчным и скупым человеком, он ни в грош не ставил церковь, за исключением того момента, когда думал, что умирает. Ему доставляло большое удовольствие возмущать духовных лиц из числа своих сторонников, хотя, наверное, оно было не больше, чем их удовольствие перечислять его грехи — в общем, обаятельный негодяй.