Пятое солнце - Елена Бумагина

Зоя медлит еще несколько секунд, потом швыряет в костер свою с таким трудом добытую березку и разводит руки в стороны.

– Ну хорошо! Забирай меня! Если я и вправду так важна, забирай меня, пусть они остаются!

Кира качает головой.

– Нет. Не так. Ты сама должна захотеть.

Зоя смотрит в огонь. Она видит, как жадно пламя сжирает обрубки деревьев, слышит, как они постанывают, прежде чем испустить дух. Интересно, это больно? Наверняка больно, больно до отключки мозга. Но им, всем тем, что сомкнули кольцо вокруг костра, тоже будет больно. Они наверняка всё поймут, но слишком поздно. Зоя, по крайней мере, знает, на что идет…

Кира улыбается – в уголках глаз залегают морщинки. Она протягивает руку. И Зоя протягивает свою в ответ.

И повторилось то, что было сотни лет назад. Храм божества огня огнем в руины превращался. И на последнем рубеже, последней из границ, она увидела, как надвигается на нее пламень, круг за кругом. Была минута, когда ей хотелось броситься к реке и в воде искать спасения, но она раздумала, поняв, что смерть явилась освободить ее от всех забот. И она шагнула в пожар. Но языки пламени не впились в тело, а облизали ласково, обмыли, не обожгли, не превратили в пепел. И с облегчением, с болью унижения, с ужасом она поняла, что она только призрак, который видится во сне кому-то.

И взметнулись вверх ее руки и волосы. Пламя яростно охватило душу, уничтожая темное и наносное. Огонь, убивающий всё живое, не причинил ей вреда; он не нес ей смерть, он нес перерождение. Она перестала существовать. Она существовала всегда. Ее никогда не было.

Сильный толчок в спину вышвырнул ее наружу, она упала на землю, отчаянно вдохнула воздух и заорала от боли, как кричит только что родившийся ребенок. Негасимое пламя в последний раз встало на дыбы, нависло над нею беспощадной волной и тут же отхлынуло, ласково облизав ноги. Зоя жадно дышала, пока легкие не раскрылись окончательно и боль в груди не утихла. Над линейкой воцарилась оглушительная тишина. Люди стояли молча, еще не разомкнув своих круговых объятий, но уже не понимая, что они здесь делают. Зоя привстала – совершенно одна на огромном черном пепелище. Даже угли не тлели, лишь кое-где чадили последние островки пожара. Она поползла по траве, свесилась через край ямы. Под остатками дров теплилось пламя, его оранжевые языки едва виднелись на поверхности. Зоя спрыгнула вниз и стала разгребать головешки. Аккуратно, словно боясь повредить что-то очень ценное.

Освобожденный из ловушки огонь тянется к ней, распускается дивным невиданным цветком с острыми солнечными лепестками. Зоя не может даже пошевелиться от восторга, так он завораживающе красив. Она протягивает руку, и пламенный цветок послушно плывет к ней, опускается в ее ладони, сложенные лодочкой. Ясноликая дева, махнув на прощание рукой, уплывает в своей ладье, запряженной утками. Зоя прижимает к груди ее дар, и волна блаженства окатывает ее смертное тело и бессмертную душу.

Тишина наверху вдруг взрывается музыкой и смехом. Течение жизни, замершее на несколько часов, вновь ринулось вперед радостным весенним половодьем.

* * *

«Приходи со мной попрощаться».

Единственная эсэмэска с начала смены. Все предыдущие были в прошлой жизни. Номер, конечно же, неизвестен, но Зоя точно знает, от кого она и куда нужно приходить. Свежий ветерок из форточки колышет шторы, с улицы волнами доносятся взрывы хохота. Как будто и не было ничего. Как будто это они прошли через огонь навстречу новой жизни и ворвались в нее радостные и невинные. А вот Зоя так и сидит в грязной, покрытой копотью футболке и рассматривает ссадины на руках.

– Так, надо хотя бы помыться, – бормочет она и топает в душ.

Выйдя на улицу, Зоя зажмуривается от слишком яркой зелени и солнечных бликов. Всё вокруг ликует и светится, благодарно тянет к ней руки и торопится утопить в своих объятиях. Лучше бы просто не обращали на нее внимания, это бы ей понравилось гораздо больше. На главной аллее Зое встретилась директриса, замедлила шаг. Дрогнули узкие губы на ее суровом лице, но она так и не произнесла ни слова. Сдержанно кивнула, а Зоя кивнула в ответ.

– Лови, лови! – звонко кричат девчонки на волейбольной площадке, а вслед за этим раздаются крики «ура!» и аплодисменты.

Но Зою они не интересуют, она сосредоточенно смотрит на окно изолятора. И странно, даже стоя здесь, на улице, она может чувствовать Милу там, в палате. Она чувствует холодный, вязкий комок у нее внутри, чувствует, как Милино сознание всё еще слабо сопротивляется и пытается вырваться из сковавшего всё ее существо паралича. Зоя протягивает руку. Мерзкая амеба бьется в предсмертных судорогах, а потом оказывается у нее в ладони и стекает по пальцам на землю. Трава под нею желтеет и сохнет, однако через секунду снова наливается соком.

– Осторожно! – Зоя поворачивается на крик, но не успевает увернуться от мяча, летящего прямо ей в голову. Одно движение глаз – и мяч пушечным ядром летит прочь, над площадкой, над стадионом, перелетает через забор, через пляж и глухо плюхается в речную воду.

– Ух ты, ничего себе! – девчонки столпились на краю площадки и напряженно всматриваются в небо, как будто мячик вот-вот прилетит обратно. Зоя поспешно шагает в сторону трибун. Спиной она чувствует движение за стенами изолятора. Теперь она знает, что всё хорошо.

Торопясь поскорее скрыться от людских глаз, она влетает за трибуны и с размаху врезается в него. Несколько секунд Зоя и Волков молча смотрят друг другу в глаза. Потом он неожиданно и резко обнимает ее, как в последний раз. И Зоя послушно прижимается к его плечу, поддавшись клокочущей нежности и тревоге, которую они разделили на двоих.

– Всё. Иди, – Серега отпускает ее и бесшумно исчезает за углом. Зоя смотрит ему вслед, поддавшись какому-то смутному и необъяснимому чувству.

– Потом, – бормочет она. – Всё потом.

И нет больше изуродованной шрамами земли, нет ржавчины и плесени. Шелковые травы по колено колышутся на поляне мягкими морскими волнами. Существо сидит на бетонной плите, и его лицо плывет, как отражение в воде, то становясь невинным и детским, то покрываясь старческими морщинами. Оно – она? – встряхивает головой и останавливается на образе Катерины Спириной – задушевной подруги. Ее размытое, как на старой фотографии, лицо озаряет ласковая улыбка.

– Я знала, что ты справишься, – говорит она и радостно кидается к ней с объятиями, но Зоя мгновенно отстраняется.

– Ты меня с кем-то путаешь.

– Может, и так. Может, и путаю. – Существо опять садится на плиту, проводит по ней ладонью, и на серый бетон начинают заползать стебли вьюнка. – Но сути это не меняет, – продолжает она беззаботно. – Я в тебе не ошиблась.

Она шевелит пальцами, как будто играет на невидимом музыкальном инструменте, и вьюнок, уже покрывший плиту густой пеленой, распускает бутоны. Розовые цветочные воронки дружно поворачиваются вслед за движением бледной руки.