Сестра моя - смерть - Наталья Александрова

Комнатка была маленькая. И его желание накатило на Лену, какочередная волна жара, она почувствовала, как обволакивает ее что-то сильное иувлекает за собой.

— Так снимете маску? — прошептала она, закрываяглаза.

— Уже, — хрипло ответил он.

В комнате было темно, потому что все окна в доме сатанистызавешивали плотными занавесками, и Алексей скорее почувствовал, чем увидел ееруку на своей щеке. Медленно провела она рукой по щеке, коснулась лба, носа…

Он схватил тонкие длинные пальцы, хотел отвести ее руку, новместо этого прижал сильнее к щеке, потом к губам. Сидя, он видел только смутнобелеющую в темноте подушку и ее волосы, разметавшиеся в беспорядке.

— Не открывай глаза, не открывай, — прошептал он ипоцеловал сухие, потрескавшиеся от жара губы.

Трясучий, лидер «ореховской» группировки, проснулся под утров своем коттедже в Шувалове от острого чувства опасности. Люська, егоумопомрачительная любовница, тихо посапывала во сне. Во всем большом доме былатишина. Что же его разбудило? Стряхнув с себя остатки сна, Трясучий осознал,что прежде чем окончательно проснуться, он услышал звук подъехавшей машины. Ктомог приехать в такое время?

На столике у кровати мягко заверещал зуммер переговорногоустройства. Трясучий нажал клавишу, соединяющую с охраной.

— Шеф, Резаный приехал, говорит, дело срочное. Ну что,пустить?

Володя Резаный был вторым человеком в «ореховской» банде,правой рукой шефа. Если он приехал посреди ночи — дело действительно срочное.Не зря Трясучий чувствовал опасность… Он чувствовал ее давно — с тех самых пор,как связался с националами… Все умные люди говорили ему — нельзя лезть вполитику! Бизнес — это бизнес. А политика до добра не доведет. Но националыимели очень хороший выход на армейские круги и снабжали Трясучего самымсовременным оружием взамен на оперативную поддержку и информацию…

— Пустить, — коротко ответил Трясучий.

Он зажег бра, осветив мягким светом огромную спальню ироскошное Люськино тело… Трясучий прикрыл Люську мягким одеялом, она непроснулась, только сонно чмокнула губами.

Володька показался в дверях. Его лицо, изуродованное длиннымкосым шрамом, которому он и был обязан кликухой, было подозрительно бледно.

— Что случилось, Вовчик? — настороженно спросилТрясучий, инстинктивно потянувшись к столику, где у него всегда лежал пистолет.

— Гость к тебе, Леня. — Резаный посторонился, ииз-за его спины показался сутулый пожилой мужик с дурашливой улыбкой на губахплохо выбритого деревенского лица.

— Это еще что за… — начал Трясучий, свирепея и мелкодрожа, что было у него признаком наступающего приступа ярости, который былхорошо знаком и его друзьям, и его врагам, но, не договорив фразы, он понял,кто пришел к нему в гости этой ночью. Он скатился с кровати, на лету снимаяпистолет с предохранителя.

— Куда ж ты, паря, — с мягким укором сказалпожилой мужик, и брошенный им со страшной силой нож прибил к полу правую рукуТрясучего.

Охнув от боли, бандит попытался перехватить пистолет левойрукой, но Васенька уже был возле него, молниеносно преодолев разделяющее ихрасстояние, и хладнокровно-деловито, как опытный парикмахер, взмахнул вторымножом, раскроив горло Трясучего от уха до уха и ласково приговаривая:

— Тихо, Ленечка, не суетися… Суета до добра-то недоводит.

Володя Резаный дрожащими руками сдернул со стола скатерть ипокрыл ею мертвого шефа — он не мог смотреть ему в лицо.

— Вася, — он искательно заглянул в глаза старогоубийцы, — ты Аркадию Ильичу скажешь, что я все сделал, как договаривались.

Пускай и он тоже слово держит. А Трясучему так и надо —нечего в политику лезть…

— Верно, Володенька, верно ты говоришь, — Васенькас видимым трудом распрямился и потер поясницу, — нечего в ету политикулезть было. И Аркадию Ильичу все, как есть, передам. — С этими словами онкоротко и страшно ударил Резаного, вонзив ему свой огромный нож под ребра, иповторил с мягким укором:

— Все передам.., как ты дружка своего продал и насмерть отпустил.., все передам.

Люська сонно пробормотала что-то и перевернулась на другойбок.

Николай Иванович Гудыма был человеком мечты. Всю своюсознательную жизнь он мечтал стать министром. В конце той исторической эпохи,которую теперь принято называть периодом стагнации, министерское кресло чутьбыло не раскрыло ему свои гостеприимные объятия, но тут очень не вовремяскончался его тесть, завотделом ЦК, и в кресло плюхнулся проныра-конкурент… Апотом начались новые времена, и Николай Иванович вписался в новые условия игры,нашел свое место в жизни, но министром так и не стал. Зато он стал человеком,который очень много мог. Когда кто-нибудь из знающих людей вспоминал огромныйоборонный концерн «Интеграл», он тут же вспоминал и Николая Ивановича Гудыму.Хотя тот и не был ни генеральным директором концерна, ни председателемправления, но именно он негласно дирижировал всем, что происходило на каждом извходящих в концерн заводов, в каждом конструкторском бюро или НИИ.

Если где-то в Воронеже нищим конструкторам выплатилизарплату за прошлый год — значит, Гудыма дал негласное распоряжениепрофинансировать какую-то разработку… Короче, он был тем, кого называют «серыйкардинал».

Николай Иванович привык вставать рано.

Пока он делал зарядку и принимал душ, ласковая, хорошосохранившаяся жена приготовила завтрак. Он просмотрел газеты, неторопливооделся и взглянул на часы. Словно ожидая этого сигнала, от дверей подъездапозвонил по телефону его водитель и охранник в одном лице Сережа.

— Николай Иванович, можете спускаться.

Гудыма попрощался с женой и вышел из дома. Черная «вольво»,с успехом заменившая его прежнюю черную «Волгу», стояла на обычном месте.Задняя дверца была приоткрыта, но Сережа не стоял, как обычно, снаружи — егосилуэт просматривался сквозь тонированное стекло на водительском месте. НиколайИванович, по утреннему времени благодушный и погруженный в сложные финансовыерасчеты, не придал этому должного внимания и спокойно сел на заднее сиденьемашины. В салоне пахло кожей, дорогим табаком, хорошим мужским одеколоном и ещечем-то неуловимым, чуть сладковатым.

Машина тронулась, Николай Иванович приоткрыл окно и закурил.

— Сережа, на Вернадского! — сказал он водителю ипохолодел.

Перед ним на месте водителя сидел не Сережа. Вместопривычного светлого ежика он увидел гладкие темные волосы. Николай Ивановичсхватился за ручку двери, но замок был заблокирован, да и прыгать из машины наполном ходу в его возрасте и физической форме было бы просто самоубийством.