Театр - Уильям Сомерсет Моэм

Когда девушка попыталась зажечь спичку, Джулия увидела, что руки у неё дрожат. Первая сломалась, второй пришлось три раза чиркнуть по коробку, прежде чем она вспыхнула.

(«Если бы Роджер видел её сейчас! Дешёвые румяна, дешёвая помада, и до смерти напугана. Весёлая девчушка, так он о ней думал».)

– Вы давно на сцене, мисс… Простите, я забыла ваше имя.

– Джун Денвер. – В горле девушки пересохло, она с трудом могла говорить. Сигарета её погасла, и она беспомощно держала её в руке. – Два года, – ответила она на вопрос Джулии.

– Сколько вам лет?

– Девятнадцать.

(«Врёшь. Добрых двадцать два».)

– Вы знакомы с моим сыном?

– Да.

– Он только что окончил Итон. Уехал в Вену изучать немецкий язык. Конечно, он ещё очень молод, но мы с его отцом решили, что ему будет полезно провести несколько месяцев за границей, прежде чем поступать в Кембридж. А в каких амплуа вы выступали? Ваша сигарета погасла. Возьмите другую.

– О, неважно, спасибо. Я играла в провинции. Но мне страшно хочется играть в Лондоне.

Отчаяние придало ей храбрости, и она произнесла небольшую речь, явно заготовленную заранее:

– Я невероятно восхищаюсь вами, мисс Лэмберт. Я всегда говорила, что вы – величайшая актриса английской сцены. Я научилась у вас больше, чем за все годы, что провела в Королевской академии драматического искусства. Мечта моей жизни – играть в вашем театре, мисс Лэмберт. Если бы вы смогли дать мне хоть самую маленькую роль! Это величайший шанс, о котором только можно мечтать.

– Снимите, пожалуйста, шляпу.

Джун Денвер сняла дешёвенькую шляпку и быстрым движением тряхнула своими коротко стриженными кудряшками.

– Красивые волосы, – сказала Джулия.

Все с той же чуть надменной, но беспредельно приветливой улыбкой, улыбкой королевы, которую та дарует подданным во время торжественных процессий, Джулия пристально глядела на Джун. Она ничего не говорила. Она помнила афоризм Жанны Тэбу: «Не делай паузы, если в этом нет крайней необходимости, но уж если сделала, тяни её сколько сможешь». Джулия, казалось, слышала, как громко бьётся сердце девушки, видела, как та съёживается в своей купленной на распродаже одежде, съёживается в собственной коже.

– Что навело вас на мысль попросить у моего сына рекомендательное письмо?

Джун так покраснела, что это было видно даже под румянами, и, прежде чем ответить, проглотила комок в горле:

– Я встретила его у одного своего приятеля и сказала ему, как я вами восхищаюсь, а он сказал, что, возможно, у вас найдется что-нибудь для меня в следующей пьесе.

– Я сейчас перебираю в уме все роли.

– Я и не мечтаю о роли. Если бы я могла быть дублёршей… Я хочу сказать, это дало бы мне возможность посещать репетиции и изучить вашу технику. Это уже само по себе школа. Все так говорят.

(«Дурочка, пытается мне польстить. Словно я сама этого не знаю. А какого черта я буду её учить?»)

– Очень мило с вашей стороны так на это смотреть. Я самая обыкновенная женщина, поверьте. Публика так ко мне добра, так добра… Вы – хорошенькая девушка. И молоденькая. Юность прекрасна. Мы всегда старались предоставить молодежи возможность себя показать. В конце концов мы не вечны, и мы считаем своим долгом перед публикой готовить смену, которая займёт наше место, когда придет срок.

Джулия произнесла эти слова своим прекрасно поставленным голосом так просто, что Джун Денвер воспрянула духом. Ей удалось обвести старуху, место дублёрши у неё в кармане! Том Феннел сказал, если она не будет дурой, то знакомство с Роджером вполне может к чему-нибудь привести.

– Ну, это случится ещё не скоро, мисс Лэмберт, – сказала она, и её глазки, хорошенькие тёмные глазки, засверкали.

(«Тут ты права, голубушка, ещё как права. Поспорю, сыграю лучше тебя даже в семьдесят».)

– Я должна подумать. Я ещё не знаю, какие дублеры понадобятся нам для следующей пьесы.

– Поговаривают, что Эвис Крайтон будет играть девушку. Я могла бы дублировать её.

Эвис Крайтон. На лице Джулии не дрогнул ни один мускул; никто бы не догадался, что это имя для неё что-нибудь значит.

– Мой муж упоминал о ней, но ещё ничего не решено. Я её совсем не знаю. Она талантлива?

– Думаю, что да. Я была вместе с ней в театральной школе.

– И говорят, хорошенькая, как картинка. – Поднявшись, чтобы показать, что аудиенция окончена, Джулия сбросила с себя королевский вид. Она изменила тон и в одну секунду стала славной, добродушной актрисой, которая с радостью окажет дружескую услугу, если это в её силах. – Ну, милочка, оставьте мне ваше имя и адрес, и если что-нибудь появится, я вам сообщу.

– Вы не забудете про меня, мисс Лэмберт?

– Нет, милочка, обещаю, что нет. Было так приятно с вам познакомиться. Вы славная девочка. Найдете сами выход? До свиданья.

«Черта лысого она получит что-нибудь в моем театре, – подумала Джулия, когда та ушла. – Грязная шлюха, совратить моего сыночка! Бедный ягненочек. Стыд и срам, да и только; таких надо карать по всей строгости закона».

Снимая своё великолепное платье, Джулия посмотрела в зеркало. Взгляд у неё был жесткий, губы кривила ироническая усмешка. Она обратилась к своему отражению:

– И могу сказать тебе, подруга, есть ещё один человек, который не будет у нас играть ни в «Нынешних временах», ни вообще. Это Эвис Крайтон.

Но неделю спустя Майкл упомянул её имя.

– Послушай, ты слышала о девушке, которую зовут Эвис Крайтон?

– Никогда.

– Говорят, она очень неплоха. Леди и всё такое прочее. Её отец из военных. Я подумал, не подойдет ли она на роль Онор.

– Как ты о ней узнал?

– От Тома. Он знаком с ней. Говорит, у неё есть талант. Через неделю будет выступать в воскресном театре. Том считает, что стоит на неё посмотреть.

– Что ж, пойди и посмотри.

– Я собирался поехать на уик-энд в Сэндуич поиграть в гольф. Тебе очень не хочется идти? Пьеса наверняка дрянь, но ты сможешь сказать, стоит ли давать ей читать роль. Том составит тебе компанию.

Сердце Джулии неистово билось.

– Разумеется, я пойду.

В воскресенье она позвонила Тому и пригласила его зайти к ним перекусить перед театром. Том появился раньше, чем Джулия была готова.

– Я задержалась или ты поспешил? – спросила она, входя в гостиную.

Джулия увидела, что Том с трудом сдерживает нетерпение. Он нервничал и сидел как на иголках.

– Третий звонок ровно в восемь, – ответил он. – Терпеть не могу приходить в театр после начала спектакля.