Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага - Валерий Могильницкий

И хотя Д.И. Выгодский ни в каких убийствах не участвовал, ни в каких боевых организациях против партии Ленина-Сталина не состоял, его обвинили в террористических актах, антисоветской агитации и пропаганде, организационной деятельности, направленной к совершению контрреволюционного преступления. Мол, Выгодский стремился бежать за границу, чтобы оттуда поставлять оружие для троцкистов-бухаринцев с целью свержения сталинского режима.

На самом деле Выгодский был весьма далек от политики, тем более от злобных планов нападения на партию большевиков. Его не интересовали ни классовая борьба, ни насильственная организация колхозов, ни разгон предпринимателей… Он до мозга костей был отличным переводчиком, в этом качестве работал в Петрограде в издательстве «Всемирная литература», сотрудничая в журналах «Россия» и «Звезда». В 1920-30 годы он перевел около 20 романов французских, испанских, немецких и латиноамериканских писателей. Он переводил и украинских авторов — поэтов Максима Рыльского и Павла Тычину, из белорусских писателей — Петра Панча.

В это время он повстречал в книжном магазине на Невском проспекте писательницу Эмму Хейфец, влюбился в нее. Вспоминая те дни, М. Слонимский в «Книге воспоминаний» (Москва, 1966 год) написал о Выгодском:

«Он ничего не умел скрывать. Хитрость была чужда ему. И когда вдруг он стал исчезать по вечерам, а потом возвращался растерянный, сияющий, склонный уже не переводить чужие стихи, а писать собственные, то легко было нам догадаться, что такое приключилось с ним. И вскоре он познакомил нас со своей женой, отчество которой нас не заинтересовало. Попросту Эмма, новый наш друг и товарищ». Добавлю, что Эмме он посвятил стихотворение в первой книге своей поэзии «Земля».

Жили они в холодной комнате в Доме искусств, но невидимый очаг любви согревал их. Это было самое плодотворное время для них. Выгодский пишет свою знаменитую книгу «Литература Испании и Испанской Америки. 1898–1929». Хейфец[6]— документальную повесть «Приключения Марка Твена». Обе книги выходят большими тиражами. Выгодскую принимают в члены Союза писателей, Давида Исааковича избирают председателем испано-американского общества переводчиков.

Вскоре молодая семья перебирается жить в дом на Моховой улице. Квартира Выгодских стала пристанищем для молодых поэтов и прозаиков. Собственно говоря, это была не квартира, а большая библиотека. Книги всюду: на подоконниках, на полках, даже на полу до самого потолка. Здесь, среди книг, и продолжалась большая любовь Выгодских. Давид Исаакович был старше Эммы на девять лет, он был опытным литератором, хорошим стилистом и всячески помогал своей подруге в издании новых книг. По его совету Эмма стала писать документальную повесть о жизни автора «Дон Кихота», испанского писателя Мигеля Сервантеса. Все знали его знаменитую книгу, но сведений о самом авторе — с гулькин нос. И вот Выгодские взялись за поиск подробностей биографии великого Сервантеса. И открыли для себя не просто человека с пером, а доблестного воина, мужественного моряка, солдата Испании, храбро сражавшегося с турками. Вся жизнь его, образно говоря, — морские бои, обстрелы, пираты, подвиги… Особенно отличился Сервантес в Лепантском бою. Вражеские пули ранили его в плечо и грудь, но он продолжал сражаться с турками, пока не потерял сознание. Сам главнокомандующий флотилии, дон Хуан Австрийский похвалил Мигеля за храбрость, велел выдать ему прибавку к жалованью. Но левая рука, поврежденная, навсегда повисла. И что вы думаете? Несмотря на это, Сервантес снова рвется в бой…

Его называли храбрым кабальеро. Он бился на Корфу, в Тунисе. Он защищал крепость Голету и форт возле нее на африканском берегу. И даже когда в Алжире Сервантес попал в плен, он не успокоился, устраивая побеги пленников из змеиных ям, где их держали в холоде и голоде.

Когда Сервантес вернулся в Испанию, он сказал брату:

— Вот теперь я буду писать, Родриго. Мне есть что сказать людям. Я потерял левую руку, но ведь цела правая!

Многие читатели России ничего не знали о славной биографии Сервантеса, его считали вздорным фантазером, писателем с больным воображением. Выгодская доказала, что за этим «воображением» была большая жизнь, полная отваги и героизма. И она говорила молодым: не спешите, прежде чем хвататься за перо, писать, надо прожить долгие годы, надо пройти сквозь огонь и пекло, надо познать жизнь во всем ее многообразии. Только вобрав в себя житейский опыт, много увидев и узнав, берись рассказывать об этом людям. Иначе будет сплошная фальшь, далекая от истины…

Свое произведение о Сервантесе Выгодская назвала «Алжирский пленник». И оно покорило читателей правдой жизни, простым и чистым языком, большой любовью к Сервантесу, страницы биографии которого Эмма впервые открыла людям.

Слава пришла к молодой писательнице. Но вскоре жизнь ее омрачили черные тучи сталинизма. Ее доброго Давида арестовали по навету завистников.

Давид Исаакович чувствовал, что за ним должны прийти чекисты как за врагом народа — бухаринцем, он стал часто посещать порт, уточнять, какие куда корабли идут, как попасть на них. Он намечал бежать из кровавой России в Испанию или Латинскую Америку, боялся, что его арестуют прямо тут, на причалах, где швартуются пассажирские и грузовые суда.

Но его арестовали не в порту и даже не в редакции, а дома. Мариэтта Шагинян в журнале «Наш современник» № 8 за 1964 год рассказала: «Во второй половине 30-х годов ночной стук в квартиру был страшным событием. За ним следовало несчастье и разлука.

У Давида Выгодского были жена и маленький сын. Ночью к нему постучали. Он простился с женой и сыном, веря, что скоро увидит их, зная, что за ним нет вины перед Родиной. И с этой ночи ни жена, ни сын никогда больше не увидели его добрых, ласковых глаз из-под нависших над ними дремучих бровей, не услышали его негромкого голоса с неизменными нотками юмора в нем, не встретили его в дверях в обычной старенькой курточке со связкой книг под мышкой. За Давидом Выгодским замкнулась стена молчания».

Обвиненный в непонятных преступлениях по статьям 58-8, 58–10, 58–11 УК РСФСР, Давид Исаакович долгое время находился под следствием. Он все отрицал, кроме симпатии к Николаю Бухарину. Неужели за это расстрел?

Эмма Иосифовна не верила в падение Давида Выгодского, как не верили в это его друзья-писатели. Она умоляла их встать на защиту опального мужа, и в НКВД посыпались письма от прозаиков и поэтов. Первым обратился в органы писатель-орденоносец Борис Лавренев. В письме от 13 ноября 1939 года он так охарактеризовал нашего героя:

«Давида Исааковича Выгодского я знаю с момента моего возвращения в Ленинград из Красной Армии, с конца 1923 года. Встречался с ним в основном на работе в Правлении Союза писателей, в ряде комиссий и секций ССП.

Все это время Д.И. Выгодский производил на меня впечатление человека с исключительно сильно развитой общественной жилкой, энтузиаста распространения в нашей стране классической западной литературы (в особенности он был горячо увлечен испанской литературой). Все поручения и работы, которые ему давались Союзом советских писателей, Д.И. Выгодский проводил очень добросовестно и с большим увлечением, не формально.