Электрическое королевство - Дэвид Арнольд

– Еще раз спасибо, что впустил, – сказал он Эхо. – Ты жизнь спас, правда.

Эхо устроился на матрасе в углу.

– Как скажешь.

Святой Иоанн легла у него в ногах, и Кит, глядя на кошку, спросил:

– Тебе тут не одиноко? – Вопрос сорвался с губ и запорхал по хижине надоедливым попугаем, которого было уже не загнать в клетку.

Все как будто затаили дыхание и замерли, не успев расстелить скатки, в ожидании ответа Эхо.

– Мой папа вел журнал. – Он говорил, глядя в потолок. – Не дневник, не личные записи. Просто журнал. Всякую фигню записывал: как жилось в хижине у реки, каково следить за Бакланом… Когда он снес себе башку, я все перечитал. Последнюю запись он сделал за несколько недель до этого, как раз когда начал сдавать. И знаете, что в ней было? – Эхо подождал, но никто не осмелился высказать догадки. – «Начиналось как сказка, зато теперь все – быль».

Где-то Кит уже встречал эту фразу, только Эхо слегка исказил ее.

– Баклан давал нам цель, – сказал Эхо. – Мне вроде как этого не хватает. Но когда понимаешь правду, тоска проходит.

– И в чем правда? – спросил Кит.

– Начнем с того, что мы все одиноки.

Медленно, тихонько ребята выдохнули и снова принялись готовиться ко сну.

Нико встала и продела руки в лямки рюкзака.

– Мы с Гарри спим у реки.

– Правда? – спросил Леннон.

– Тебя не устраивает?

– Да нет, просто… тут полно места. И теплее. Безопаснее.

Ее взгляд метнулся в сторону Эхо.

– Возможно, – ответила она. – Все равно Гарри по ночам просыпается и гуляет, тут он станет по вам ходить. А если налетит рой, добежать мы успеем.

Кит в это время возился со своим рюкзаком, отвязывая от него скатку, и тут его взгляд упал на детский рисунок «Папочки», «Меня» и «Слонека», и в голове у него возник образ: мужчина в крупных очках склонился над матрасом и рассказывает на ночь историю сыновьям, а младший прижимает к себе «Слонека». И только он успел подумать, как ему это место отвратительно и что спать он тут не желает, как…

– Идем с нами, если хочешь, – предложила Нико.

«Хоть бы ты обращалась ко мне, хоть бы ты ко мне обращалась…»

Он поднял взгляд.

Нико смотрела прямо на него.

– Но я пойму, если тебе больше хочется спать у печ…

– Нет. – Кит заново свернул скатку, сунул ее под мышку и встал. – Я с тобой. Спать возле Баклана. С тобой и Гарри.

откровение, история на ночь

У реки было холодно, но Кита это не заботило. Он рассыпа́л вокруг корицу, в которую больше не верил, но и это его тоже не заботило.

Его пригласили.

Дейл Карнеги и шестнадцать миллионов умов работали по полной программе. Видать, Кит поначалу ошибся, решив, что книга – ф-и-г-н-я.

Рассыпая корицу, Кит посмотрел на Нико. Она пошла за хворостом для костра, но отвлеклась. Кит видел ее очертания в свете луны: в капюшоне и длинной черной куртке, она стояла на рельсах у реки и неотрывно смотрела на Баклан.

Та самая часть Кита, что маниакально, раз за разом писала одну и ту же картину, знала, что последует за Нико везде. Это была не любовь и даже не дружба, хотя другу в лице Нико Кит был рад. Чувство было то же самое, что посетило его в том искусственном городке перед тем, как все захлестнул рой, когда он стоял посреди дороги и без капли сомнения понял: «Я уже бывал тут».

Тревожило – задевало самые глубины его души – то, что, перенесенное на Нико, это чувство ощущалось как судьба. Как будто Нико с Дакотой стояли на противоположных концах одной дороги. Самой дороги Кит не видел, зато четко знал, где стоит его Дакота: в начале, у истока вещей.

Кит продолжал рассыпать бесполезную корицу, стараясь не думать о логическом выводе такого сравнения.

Слова

– Мета, – произнес Кит. – Хорошее слово. Ты его знаешь?

Стоя на четвереньках, Нико раздула огонек в растопке.

– Освежи мою память.

– «Мета» означает нечто обращенное к себе, но это вроде как шутка для своих. Тут есть ирония, которую я и понимаю, и нет. Это, например, когда думаешь, будто знаешь себя, а выясняется, что нет. Ну, вот как моя Дакота постоянно кладет в «Примаверу» грибы, потому что Лэйки их обожает, а я думаю, что они противные, но стоит попробовать, и оказывается, что они вкусные.

Дакота. Кит уже упоминал это имя не первый раз, но в последний поспешил сменить тему.

Лэйки. Это имя Нико слышала впервые.

Продолжая раздувать пламя, Нико слушала, как Кит перечисляет и объясняет другие свои любимые слова: «античный», «фигулина», «лазурный», «бальзамический», «акушерство»… Нико улыбалась и не спрашивала, кто такие Дакота и Лэйки, потому что помнила, что в их группе было шестеро, но уцелело только четверо, и как важно, чтобы твои любимые были живы, пусть даже живут они теперь только в твоей голове.

Кита выдал язык: он говорил об этих женщинах в настоящем времени, и Нико не собиралась его поправлять.

Кит все рассказывал и рассказывал, а Нико, раздувая костер, задумалась о своем. Возможно, это говорило о многом – то, что она предпочла ночевке в хижине с Эхо ночь под открытым небом, рядом с незнакомцем, когда в любой момент могли налететь мухи. Однако сильнее страха в ней было любопытство: Эхо сказал, что историю ему поведал отец. Значит ли это, что их отцы работали вместе в Манчестере? И что именно делает Баклан? Почему отец не рассказывал о нем ничего и почему Эхо так уверен в том, что сказка – глупость?.. Вопросы один за другим проскакивали в голове точно дельфины.

Тоска Эхо была запредельна. Баклан некогда был предметом гордости для него и его близких (как Колокол – для Нико и ее родителей). Его печали Нико не завидовала, но завидовала живости, проскользнувшей сегодня в его взгляде и голосе.

Ведь происходила эта живость из определенности.

Вопросов у Эхо не оставалось. Родители погибли, и это ужасно, но ничего не поделаешь. К тому же они забрали с собой гордость и веру в Баклан, в сказку, и это – тоже ужасно, но и с этим ничего не поделаешь. Если Нико на пути и ждала развилки, то в конце одной из дорог стоял Эхо, то есть она, ставшая подобной ему. Заканчивать как он Нико не хотела, однако его ясности отчасти завидовала.

Как бы там ни было, прямо сейчас она уйти не могла. Слишком много вопросов хотелось задать, и слишком много кругом собралось ушей. Утром она как-нибудь потолкует с Эхо с глазу на глаз.

– Привет, – послышался знакомый голос. Нико подняла голову и увидела Леннона, пришедшего со скаткой и рюкзаком. – Ага, привет. Я пришел защитить женщин и детей, видя, какие они беспомощные и хрупкие, и всякое такое. – Он с улыбкой потупился и снова поднял взгляд. – Это была шутка.