Враг Божий - Бернард Корнуэлл

– Соединяя древнюю магию с магией христиан, разумеется, – отвечал Лавайн.

– А колдовать мы умеем, лорд Дерфель. – Динас протянул пустую ладонь, сжал ее в кулак, повернул, раскрыл руку – на ней лежало яйцо дрозда. Он беспечно отбросил яйцо прочь. – Мы служим королю Ланселоту по собственному выбору. Его друзья – наши друзья.

– А его враги – наши враги, – закончил Лавайн.

– А ты, – не удержался Артуров сын Лохольт, – враг нашего короля.

Я оглядел младших близнецов. Оба были нескладные юнцы, страдающие избытком гордости и недостатком ума. Оба унаследовали отцовское скуластое лицо, но правильные черты портили упрямство и злоба.

– И в чем же я враг твоего короля, Лохольт? – спросил я.

Он не нашелся, что ответить, а другие не подсказали. Динас и Лавайн понимали, что сейчас не время затевать потасовку: на их стороне были копейщики Ланселота, на моей – Кулух, Галахад и несколько десятков воинов по другую сторону мелкой речушки. Лохольт побагровел.

Я Хьюэлбейном отвел в сторону его клинок и подошел вплотную.

– Позволь дать тебе совет, – мягко сказал я. – Выбирай врагов разумнее, чем друзей. Я с тобою не ссорился и не хочу, но если ты ищешь ссоры, то знай: ни любовь к твоему отцу, ни дружба с твоей матерью не помешают мне пронзить тебя Хьюэлбейном и закопать в навоз.

Я убрал меч.

– А теперь убирайся.

Лохольт заморгал, однако в драку лезть не решился и пошел к лошади. Амхар двинулся за ним. Динас и Лавайн рассмеялись, а Динас даже поклонился мне.

– Твоя взяла! – зааплодировал он.

– Где уж нам тягаться с Воином Котла! – насмешливо произнес Лавайн.

– И убийцей друидов, – добавил Динас, уже отнюдь не шутливо.

– Нашего деда Танабурса, – подхватил Лавайн, и я вспомнил, как Галахад на Темной дороге предостерегал меня против этих двоих.

– Считается неразумным, – просипел Лавайн, – убивать друидов.

– Особенно нашего деда, – продолжил Динас, – заменившего нам отца.

– После того, как тот умер, – сказал Лавайн.

– Когда мы были еще маленькими.

– От плохой болезни, – пояснил Лавайн.

– Он тоже был друид, – объявил Динас, – и научил нас заклинаниям. Мы можем губить посевы.

– Вызвать у женщин стоны, – сказал Лавайн.

– Сделать так, чтобы молоко скисло.

– Еще в груди. – С этими словами Лавайн повернулся и на удивление ловко запрыгнул в седло.

Брат его тоже вскочил на лошадь и взялся за поводья.

– Однако мы умеем не только сквашивать молоко. – Динас обжег меня злобным взглядом, затем, как прошлый раз, протянул пустую ладонь, сжал в кулак, повернул и раскрыл руку. На ней лежал кусочек пергамента в форме пятиконечной звезды. Динас порвал пергамент в клочки и бросил на землю.

– Мы умеем гасить звезды, – и с этими словами он дал лошади шенкелей.

Друиды унеслись прочь.

Я сплюнул. Кулух поднял и протянул мне уроненное копье.

– Это еще кто? – спросил он.

– Внуки Танабурса. – Я снова сплюнул для защиты от дурных сил. – Отродье злого друида.

– Они и правда в силах погасить звезды? – недоверчиво спросил Кулух.

– Одну звезду.

Я провожал всадников взглядом и думал, что сейчас, в доме брата, Кайнвин ничего не угрожает. Однако я знал и другое: чтобы ей ничто не угрожало и впредь, я должен убить двух силурийских друидов. Проклятие Танабурса по-прежнему тяготело надо мной; оно звалось Динас и Лавайн. Я третий раз сплюнул и коснулся рукояти Хьюэлбейна, призывая сталь даровать мне удачу.

– Надо нам было убить твоего брата в Беноике, – мрачно сказал Кулух Галахаду.

– Да простит меня Бог, – отвечал Галахад, – но ты прав.

Через два дня прибыл Кунеглас. Вечером состоялся военный совет, а после, при свете полной луны и горящих факелов, – ритуал освящения оружия для грядущей войны против саксов. Мы, воины Митры, погрузили наконечники копий в бычью кровь, но не стали выбирать новых посвященных. В этом не было надобности. Ланселот, крестившись, избежал унизительного отказа. Впрочем, как христианин может держать у себя на службе друидов, оставалось загадкой, которую никто не сумел мне разъяснить.

Мерлин пришел в тот же день и совершил языческие обряды. Ему помогал Иорвет; Динас и Лавайн не появлялись. Мы спели боевую песнь Бели Маура, омочили наши копья в крови, поклялись истребить всех саксов до последнего и на следующий день выступили в поход.

В Ллогре были два главных саксонских предводителя. Как и у нас, у саксов есть вожди и вассальные короли, есть множество племен – некоторые даже зовут себя не саксами, а ютами или англами, – но мы называли всех саксами и знали, что у них есть два главных короля: Элла и Кердик. Они враждовали между собой.

Тогда больше славился Элла. Он объявил себя "бретвальдой", что на саксонском означает "правитель Британии", и его власть простиралась от южного берега Темзы до границы далекого Элмета. Земли его соперника граничили с владениями самого Эллы и с Думнонией. Из двух королей Элла был старше, богаче землей и воинами. Его мы считали главным своим врагом. Если разбить Эллу, полагали мы, то вскоре падет и Кердик.

Принц Мэуриг Гвентский, в тоге и нелепом бронзовом венке на жидких светлых волосах, предложил иную стратегию. Обратившись к военному совету в своей обычной мнимо смиренной манере, он предложил объединиться с Кердиком.

– Пусть нападет на Эллу с юга, когда мы ударим с запада. Я, разумеется, не великий стратег... – Он сделал паузу, ожидая возражений, но мы как воды в рот набрали, – однако мне кажется, даже скудоумному понятно, что сражаться с одним врагом проще, нежели с двумя.

– Однако у нас два врага, – ответил Артур.

– Да, и я это прекрасно понимаю, лорд Артур, поэтому хочу, чтобы ты в свою очередь понял: я предлагаю сделать одного врага нашим другом. – Он сцепил руки и добавил на случай, если до Артура так и не дошло. – Союзником.

– Кердик, – пророкотал Саграмор на своем чудовищном бриттском, – не знает чести. Он разобьет клятву, как сорока – воробьиное яйцо. Я не стану заключать с ним мир.

– Ты никак не поймешь!.. – возмутился Мэуриг.

– Я не стану заключать с ним мир, – повторил Саграмор медленно и раздельно, будто обращался к ребенку.

Мэуриг побагровел и замолчал. Принц Гвентский не зря побаивался высокого нумидийца: о Саграморе шла слава такая же грозная, как его внешность. Хозяин Камней отличался ростом, худобой и проворством. Волосы и борода его были черны как смоль, но за постоянным оскалом на длинном, иссеченном шрамами лице таился веселый и щедрый нрав. Саграмор хоть и плохо владел нашим языком, мог часами рассказывать у походного костра о далеких землях; тем не менее большинство знало его лишь как самого яростного из Артуровых воинов, грозного в бою и сурового во дни мира. Нас с ним связывала обоюдная приязнь: именно Саграмор посвятил меня в священные ритуалы Митры и плечом к плечу со мной сражался в Лугг Вейле.