Хозяин «Логова» - Мари Ардмир

Судя по голосу, о хламе он нагло врал, что вызвало улыбку.

– А я его, в отличие от тебя, в темноте не вижу, но знаю, что твои ботинки…

Два тяжелых шорка сопроводили один не менее тяжелый вздох.

– Теперь стучим, – подсказала я.

– В следующей комнате никого нет!

– Это не повод врываться. Одну из Рессо ты уже напугал, двух других не стоит.

С рыком он постучал. Я испросила разрешения войти. И где-то в глубине дома звонкий детский голос радостно заверил:

– Мама, не пугася, это вольк… и тетя.

– Неужели видящая? – голос Асда сел до шепота.

– С проблемной речью, – кивнула я. – Ну что, идем?

– Мне нельзя входить. Если она меня увидит…

Я поняла его без слов. Как все здравомыслящие взрослые, он хотел сохранить свои тайны в секрете. Сила у маленьких видящих нестабильна, увидев чужую суть, могут выгореть или лишиться рассудка. То ли дело маленькие ведающие, им с рождения подвластно и прошлое, и будущее любого встречного, но раскрывают они лишь истории, что связаны с детьми, животными, сладостями, шалостями, сказками и чудесами нашего мира.

Но не успел Асд уйти, вдруг вспыхнул свет, ослепляя и освещая маленькую и уютную прихожую, ладную деревянную мебель, добротный коврик в пятнах от растаявшего снега и малышку с огромными прозрачно-голубыми глазами. Еще одна темноволосая любимица богов в коротеньких пижамных штанишках и рубашечке внимательно посмотрела на меня, на перстень, затем перевела взгляд на оборотня. Но вместо того, чтобы испугаться его волка, она улыбнулась, шагнула ближе и требовательно подергала Асда за штанину.

– Будись моим папой? – Немая сцена. Второй раз за день альфу стаи ставят перед неожиданным вопросом. И пока он пытался совладать с собой и не рыкнуть на ребенка, что видит суть, кроха охотно сообщила: – Маленький Шусь сяслив, его пес сяслив, сясливой буду я.

– Шус Дори и его наполовину лурский волк? – Мы переглянулись. Неужели…

– Ведающая, – хрипло уронил двуликий, поднял девочку на руки и рассмеялся. – Хотя чему я удивляюсь, одна магичит, вторая видит прошлое и будущее. А что умеет ваша мама?

– Умилать, – серьезно ответила кроха. – И сяс пытаеся. Надо Ияс позвать.

Пока она говорила, я провела рукой над девочкой, удостоверилась, что яда и прочих магических плетений на ней нет. Сбросила свою накидку и вручила ее Асду.

– Ребенка в карету, старшую сюда. – На его попытку напомнить о непрестанном сопровождении, которое требовал Инваго, я подняла руку и оттопырила пальчик с реликвией рода. – Злат со мной.

Только дошла до комнаты, где лежала мама девочек, как вдруг лязгнула калитка, стукнула дверь, и в дом вихрем ворвалась испуганная Иянс. Она пролетела мимо меня со словами: «Не входите, я справлюсь сама!» – схватила с полки небольшую шкатулку и исчезла в комнате, до которой мне остался шаг. Следом вошел довольный собой Асд.

– Видела, а она сапоги не вытирала, – укорил он меня.

– Ее можно понять, а ты… – Я смолкла, задавшись смутившим меня вопросом. – Ты как так быстро? Или Иянс сама пришла?

– Нет, из кареты она не высунулась. Я привез. Сказал, что ее доставит верный пес Шуса, за которого нужно крепко держаться и молчать.

– Но твои размеры…

– У страха глаза велики, – отмахнулся оборотень. – Ты нашла причину болезни?

– Нет. Из-за твоей спешки я ничего осмотреть не успела и ничего не нашла. Так что держись рядом, смотри в оба.

Мы обошли весь домик, начиная с той самой прихожей и заканчивая последней спальней. Заглянули во все шкафы и щели, но источника заразы не нашли. Из-за моего приближения и прикосновения ничто не оплавилось, не потрескалось, не вспыхнуло, не разбилось, не осыпалось пеплом, не заискрилось, не зашипело, не скукожилось до размеров горошины. Предположить бы, что во всем виноваты проклятья и плетения, однако ни зверь из реликвии, ни оборотень их не почувствовали. Когда Иянс позвала меня, я надеялась, что хоть в спальне хозяйки отравленный или заразный предмет даст знать о себе. Проявится, испортившись, но тщетно.

В маленькой комнатке, резко пахнущей травами и настойками, при моем появлении все осталось неизменным. Уютный диванчик с пледом на спинке, деревянная кровать, на зависть снежно-белая постель, пол с полосатым домотканым ковром, магический светильник на прикроватной тумбе, заставленный баночками комод, тяжелый стул, подушка, вышитая розами, и зеленоглазка, вцепившаяся в эту подушку. Лицом Иянс сливалась с выбеленной стеной и казалась более болезной, чем ее умирающая родительница, мирно посапывающая в данный момент.

– Не помогает, – прошептала девушка, – я отдала последние деньги за настойку, а она не-не помогает. Озноб прошел. А пя-пятна… На ее коже остались пятна. Не сошли. Из белых стали же-желтыми.

Я присмотрелась к Лиллиане Рессо. Изможденная, бледная и немного пятнистая, но при этом стойкая, цепко держащаяся за жизнь тонкими, отдающими в синеву пальчиками, что лежали поверх одеяла. Ощутив мой взгляд, она разлепила явно тяжелые веки, посмотрела на меня нездорово блестящими глазами, беззвучно произнесла: «Здравствуйте…» и почему-то «Извините». Приветственно ей улыбнулась, коснулась чуть влажной руки. Женщину съедала не серая плесень, уже хорошо. Девочек вместе с мамой можно забрать в поместье. Не считая нужным затягивать, я бросила Асду покрывало и отдала, пожалуй, самый верный в этой ситуации приказ:

– Отнеси мадам Рессо в карету. Пусть Эванжелина снимет с нее все до последнего клочка одежды, в том числе заколки из волос, броши и прочее. Все. И с ребенка тоже. У Инни будет моя накидка. Матери дашь свою куртку…

– А Иянс? – спросил двуликий с самым серьезным лицом. И, не дав мне предложить раздеть кучера, Асд усмехнулся: – Обожаю женщин в рубашках!

Он бережно завернул Лиллиан в покрывало и вынес из дома. Пока оборотень отсутствовал, я успела дотошно обследовать комнату и узнать, что с появления болезни их маленькая чисто женская семья переезжала пять раз. При этом они не брали с собой ничего из прошлого дома, как и я, предположив, что зараза может таиться в предметах, одежде и ценных сердцу мелочах. Последних было мало, как качественно, так и количественно, особой жалости они не вызывали и сжигались. С каждым переездом семья меняла круг общения, еду, воду и даже привычки, однако болезнь все равно прогрессировала. И теперь достигла пика.

Последние слова зеленоглазки закончились всхлипами.

– Не плачь. Мы найдем источник, а там уже и лечение.

Я в очередной раз бросила завистливый взгляд на хозяйскую кровать. У меня такое белоснежное белье никогда не получалось. Конечно, благодаря бытовой хитрости Торопа, а также стиральням и гладильням на дальней заставе я добилась постоянной белизны своих наволочек, простыней и пододеяльников, но почти сияния, в коем вот-вот послышится хруст снежного наста, – никогда. Это должно было быть дорогое средство для ткани. Очень дорогое средство, которое не всем по карману, тем более маленькой семье, где болеет мама. Сдавать на обработку дорого, значит, отбеливали сами. Интересно, чем?