Эта сладкая голая сволочь - Тамара Кандала

А может, и он от этого бежал? СГС? И другие? Часто лучшие.

Но от ее поступка не зависели ничьи жизни. Она никого не предавала.

Может, она из жертв, которые влюбляются в своих палачей? Существует такой феномен. Даже фильм был про это, «Ночной портье».

– Видишь, как слепа страсть, – перекрыл ее мысли Миша. – Что еще раз доказывает: животное в нас гораздо сильнее разумного. Вся гебня на уши встала, чтобы его достать. Но он оказался им не по зубам. А ты достала без усилий и совсем другим местом. Но и от тебя он ушел. Выскользнул из рук. Вернее, проскользнул между ног.

Миша разошелся. Чем дольше Нина молчала, тем больше его несло. Сейчас он бил ее за то, что она не видела в нем мужчину, а только «подружку». Чем он хуже ее Джеймса Бонда? Ей, похоже, и в голову не приходило, что он все эти годы мечтал о ней. Когда бывал с женщинами, в основном с проститутками, представлял ее, маленькую и взрослую Ниночку, чтобы полноценно завершить акт. Он прожил непростую жизнь. Сидит сейчас, между прочим, почти в своей, хоть и HLMовской[10], квартире в Париже, а не на какой-нибудь убогой московской кухне, и может себе позволить...

Что позволить, Миша в точности не знал, но ощущение позволенности кардинально отличало его от российских лохов, которые, кроме бесплодных дискуссий, позволить себе не могли ничего. К тому же он примерно одного возраста с СГС. И вполне еще ничего...

– А ты откуда знаешь его имя?! – очнулась Нина, не слышавшая и половины из сказанного. – Ты же сам сказал, что отец о деталях не говорил... тем более об именах...

Миша молчал.

Пауза затянулась.

– Ну?.. – настаивала Нина. – Откуда тебе известно имя? Не во сне же ты его расшифровал.

– А ты никогда не задавалась вопросом, каким образом я очутился во Франции? На какие средства живу? Какого черта болтаюсь среди русских? – Миша налил полную рюмку водки и опрокинул в себя содержимое. – А вот этого делать не следовало, – сказал он, ставя рюмку со стуком на стол.

– Чего?

– Пить. После колес.

– Каких колес?

– На которые меня подсадили в психушке. И без которых я не мог обходиться. Ты знаешь, что такое зависимость? И сколько она стоит?

Нина отрицательно покачала головой.

– Ты хочешь сказать?... Ты же их так ненавидел... Не мог же ты им прислуживать после того, что они с тобой сделали!

– А я их и сейчас ненавижу. И прислуживал я не им, а своей зависимости. А они ее использовали. За этим там и подсаживают на наркотики, один из верных способов управлять людьми на свободе. Чтобы иметь очередную порцию колес, я готов был душу заложить дьяволу. А заложил всего-навсего конторе.

– Ты служил им?!

– Служил... служил... Заладила... А Сорочин твой не служил? Только я, к твоему сведению, вольнонаемный, а он профессионал. Человек, Ниночка, самый жестокий, невменяемый и непредсказуемый из всех тварей. И без колес. А советский человек – к тому же раб. Для раба естественно лобызать руку врага, если он не в состоянии ее отрубить. Я-то хоть ненавидел и презирал своих мучителей...

– То есть относился к своим благодетелям брезгливо-агрессивно-заискиваающе. И служил. Как злая бездомная собака, которую подобрали и приютили не менее злые новые хозяева, чтобы использовать в своих целях. Неплохое оправдание...

– Вот именно. Люди – пародия на человечество. Участники траги-буффа, переходящего в траги-фарс. Как в плохом театре. И тем не менее твои ветеринарные сравнения вряд ли годятся для человека.

– Ты даже не представляешь, насколько годятся! И, как правило, в пользу животного мира. Что с именем? Откуда оно у тебя?

– Меня им снабдили перед отъездом, так же, как и дюжиной других...

– Может, и я была в списке?

– Была, не была... Ты относишься к женщинам, у которых душа нацеплена на нос, как у других очки. Стоит щелкнуть по стеклу – и душа пойдет трещинами. Тебе защитник нужен.

– Уж не ты ли?

– Почему нет... Мы с тобой теперь относимся к европейцам – должны вместе держаться.

Нина не верила своим ушам. Ее одолел нервный смех – еще не пройденная реакция на все происшедшее. Смех перешел в болезненную икоту. Миша буквально влил ей в горло рюмку водки. Опять началась рвота.

Когда Нина вернулась из ванны на кухню, посуда была вымыта, на плите попыхивал в турке свежесваренный кофе. Нина, не спрашивая разрешения, открыла холодильник и вытащила нераспечатанную бутылку минеральной воды. Отвернув крышку, опустошила ее на одном дыхании почти до дна.

– Какой же ты сложный человек, Миша, – сказала Нина со всей иронией, на которую в тот момент оказалась способной. – Меня, похоже, любишь, защиту предлагаешь, однако готов на меня доносить. Их ненавидишь и презираешь, однако служишь им... Ну и что же? – спросила она, переведя дыхание. – Служишь все за те же колеса? Или вошел во вкус?

– Кому я сейчас нужен... – улыбнулся Миша в ответ глумливо и невесело. – Контора сейчас бабло пилит, у них там своя свара идет за место поближе к солнцу. А «солнце» само из конторских. Им не до стукачат, вроде меня. Выбросили, как старый тапок...

– Хочешь, чтобы я тебя пожалела? – спросила Нина. – Или добавила тебе информации о Сорочине, которую ты бы мог выгодно продать?

– Им и на сорочиных теперь плевать, если те ни на власть, ни на бабки не претендуют. Он для них теперь просто whistleblower – это в Штатах и Англии для таких, как твой Сорочин, придуман термин – в вольном переводе «свистун» – от британского полисмена, который свистит, когда видит преступление. Whistleblower – это бывший или действующий сотрудник спецслужб, который решил предать гласности преступные факты деятельности своей конторы, – вдохновенно просвещал Нину Миша. – А твой... твоя сволочь голая и секретодержателем не является, все секреты и без него повылазили. Они теперь весь мир держат за газовые яйца. Им наплевать, что мир о них думает. – Миша встал с места и, облокотившись на стол, принял позу оратора. – У них там теперь су-ве-ренная демократия... А разница между суверенной и просто демократией такая же, как между просто стулом и электрическим стулом! Охолуевшая нация!..

«Мудак, – подумала Нина. Сейчас тон и поза Миши раздражали, а не вызывали сочувствие. – Старайся, производи впечатление... Ты и о борще будешь говорить с такой же важностью!»

– И народ русский весь по-прежнему лежит под конторой, теперь уже по собственной воле, а не от страха. Да еще и подмахивает ей устами своей интеллигенции, как старая проститутка постоянному клиенту, профессионально постанывая от удовольствия. – Миша показал, как это происходит, в лицах. Правда, стоны в его интерпретации больше походили на предсмертные, чем на оргазмические. – Коленопреклоненный раб и бредит при этом о мировом господстве. Стадо. А стадо, как известно, легко преобразуется в стаю. Нация, состоящая из рабов, это как пуля из дерьма... – Миша говорил все с большим вдохновением, глаза его вращались в орбитах, с риском вот-вот выскочить. – А страна... вся страна – сплошной эстрадный конкурс всего на свете, по пошлости исполнения и по никчемности содержания...