Владимир Набоков, отец Владимира Набокова - Григорий Аросев

Пять дней морского хода – и вот он, Марсель. Оттуда они сразу поехали на поезде в Париж (вспомним риторический вопрос Набокова-старшего: «Когда, при каких условиях я снова увижу Париж?»), где прожили три дня, а дальше добрались до портового Гавра, пересекли Ла-Манш, потом сели в поезд и, спустя более чем месяц после отхода из Ялты, достигли цели: лондонского вокзала Виктория, где их встретил Константин Дмитриевич, брат ВДН. Бывший поверенный в делах российского посольства, он продолжал работать, не очень хорошо понимая, кого он представляет (британское правительство долгое время не могло определиться с отношением к большевистскому режиму, однако в итоге выбрало признание и сотрудничество). От должности Константин был освобожден вскоре после встречи с братом: в сентябре 1919 года.

В «Других берегах» указано, что Набоковы поселились в Лондоне летом (1919 года), но все-таки это произошло еще в мае. Поначалу они сняли четыре комнаты в районе Южный Кенсингтон, на улице Стэнхоуп-Гарденс, недалеко от вокзала Виктория и по соседству с музеем естествознания. Позднее, в начале июля, они переехали в район Челси, на улицу Элм-Парк-Гарденс.

Работы ни у кого не было, поэтому за квартиру и за жизнь как минимум восьми человек (супруги, дети, Евгения Гофельд) платили из денег, вырученных за драгоценности Елены Ивановны, которые она взяла с собой еще из Петрограда в ноябре 1917-го. Драгоценностей было (поначалу) много, стоили они целое состояние: к примеру, два года обучения Владимира-младшего «обошлись» в одну нитку жемчуга (он был зачислен в Тринити-колледж Кембриджского университета 1 октября 1919 года).

В. Д. Набоков пытался найти работу по себе – такую, чтобы влиять на общественное мнение, и не только бывших россиян, но и англичан. Он хотел переубедить их сотрудничать с большевиками. Задача эта оказалась невыполнимой, но по крайней мере они попытались. «Они» – это Набоков и Милюков, с которым они вновь соединились в Англии. С февраля по декабрь 1920 года они редактировали журнал The New Russia: A Weekly of Russian Politics («Новая Россия: еженедельно о российской политике»), который на деньги генерала Врангеля издавал Комитет освобождения России. Сам журнал выходил, как и заявлено в названии, еженедельно до декабря, но Набоков прекратил работать с Милюковым еще летом, и не только из-за переезда в Берлин, а из-за продолжающихся разногласий. Набоков считал важным продолжать бороться с РСФСР всеми доступными методами, а Милюков, констатировавший крах белого движения, надеялся на изменения большевистского режима изнутри. По этой же причине он рассорился не только с Набоковым, но и в целом с кадетами. Набоков снова стал фактическим руководителем ЦК кадетов, которые превратились в «партию в изгнании». Работа продолжала вестись серьезная: проводились конференции (в 1920 году в марте конференция состоялась в Париже, и ВДН на ней, конечно, присутствовал), собирались местные группы – например, в Берлине, еще до переезда туда Набоковых. В немецкой столице для организационной работы было избрано Временное бюро, который возглавил давний друг Набокова – Иосиф Гессен.

Понемногу становилось понятно, что жизнь в Англии Набоковы не потянут: дорого, источника доходов нет, какого-то определенного занятия ВДН найти не мог. Вопрос «Куда?» стоял очень остро, но в итоге выбор пал на Германию и Берлин. Помимо огромной эмигрантской волны, представлявшей собой для Набокова как для политика и журналиста большое поле деятельности, в Германии жить и работать было просто-напросто дешевле. (Германскую гиперинфляцию 1922–1923 годов ВДН уже не застал, но экономические преимущества все равно играли большую роль.) Поэтому еще на конференции в Париже Набоков с единомышленниками принялись обсуждать проект новой русскоязычной газеты, которую они планировали начать издавать в Берлине (Набоков туда даже ненадолго съездил, не возвращаясь в Лондон). Среди обсуждавших были и Гессен, и еще один близкий друг и товарищ Набокова: профессор Август Исаакович Каминка (1865–1941).

Каминка, родом из Херсона, как и Гессен, учился в Санкт-Петербурге на юридическом. Его научные интересы и склонности после окончания учебы не изменились, что в итоге привело его к работе в газете «Право», где он в 1898 году и познакомился с Набоковым и другими. Разумеется, Каминка сразу же, еще в 1905 году, вступил и в партию конституционных демократов, а затем был избран и в ЦК. С Гессеном и Набоковым он работал и далее, в газете «Речь», исполняя в ней не только редакторские, но и «продюсерские» обязанности, обеспечивая газету финансовыми поступлениями от Азовско-Донского банка, которым руководил его дядя.

Каминка, как представляется, не собирался эмигрировать, по крайней мере, он оставался в Петрограде вплоть до января 1919 года. Но в 20-х числах Августа Исааковича арестовали, и только вмешательство его ученика Александра Гойхбарга, сотрудника Наркомюста, убежденного большевика, помогло Каминке избежать уголовного дела и в лучшем случае длительного тюремного срока. Освободившись, Каминка немедленно эмигрировал в Германию, где жил и работал до конца 1920-х. После усиления позиций национал-социалистов Каминка предпочел снова уехать, выбрав следующим местом жительства Ригу. Там он продолжал юридическую и издательскую работу, но, увы, в итоге оказалось, что выбор он сделал неверный. Точных данных о смерти Каминки нет, вероятнее всего, он погиб при уничтожении рижского еврейского гетто в конце 1941 года.

Владимиру Дмитриевичу справедливо казалось, что обстановка в Берлине тех лет была довольно мрачной: перебои с продуктами, огромное количество беженцев из России, но иного выхода не было – для него, а главное, его семьи, за исключением Владимира-младшего и Сергея (но включая Марию Фердинандовну, мать Владимира-старшего, которая поначалу жила с ними, пока кто-то из трех других ее детей не вывез в Бухарест). В начале августа Набоковы переехали в Берлин и поселились в зеленом и ныне весьма дорогом и престижном районе Груневальд на Эгерштрассе, в квартире на втором этаже (в Германии он считается первым – по местным традициям вначале идет нулевой/нижний этаж, затем первый). Квартира принадлежала Иде Лёвенфельд, вдове знаменитого переводчика с русского Рафаэля Лёвенфельда (он переводил на немецкий Толстого, Тургенева и других; в доме была и большая русская библиотека, что Набоковым пришлось как нельзя кстати). Дом сохранился по сей день.

В начале ноября было подписано соглашение об открытии и начале издания в Берлине новой ежедневной (!) газеты. В подписании участвовали с одной стороны издательство Ullstein, с другой – Набоков, Гессен и Каминка. Газету назвали «Руль», и в этом названии воплотилось очень многое, хотя само его значение особой роли не играло.

Главная петербургская газета кадетов, по которой скучали все эмигранты, называлась «Речь», и Набоков очень хотел в качестве названия берлинского издания использовать похожее слово: короткое, емкое, односложное, желательно с мягким знаком на конце. К тому же оно будет похоже на «Русь». Но какое же слово выбрать? Рассматривались совершенно невероятные варианты: «Боль», «Долг» (Брайан Бойд еще упоминает «Слезу»). В результате нашелся какой-то странный, нелогичный, идущий против всех правил газетного наименования «руль», и это оказалось попаданием в цель: новое издание быстро заметили не в последнюю очередь благодаря названию.