Яд для Наполеона - Эдмундо Диас Конде

На следующий день Жюльен подошел к Виктору, когда тот, по своему обыкновению, возился со своими растениями, и спросил:

— Виктор, тебе не хотелось бы снова увидеть Париж?

От неожиданности Виктор чуть не выронил Цветок из рук.

— Мне очень хотелось бы увидеть Жиля… В последний раз… — ответил он тихо.

Туманным утром в начале января 1815 года Жюльен, Виктор и Огюст, сопровождаемые негритянской прислугой, сели на корабль, отплывавший во Францию. Впереди их ждал Париж. Виктора давно никто не видел таким жизнерадостным. Огюст, у которого в последние годы заметно округлился животик, тоже ожил, он чувствовал, что к нему возвращается молодость.

8 января, через четыре дня после выхода в море, вопреки подписанному в декабре Гентскому договору, англичане атаковали Новый Орлеан. Им противостояла армия под командованием Эндрю Джексона, седьмого президента США, отряды знаменитого пирата Жака Лафитта, ополчение из первопроходцев американского фронтира, французских поселенцев и свободных негров. В кровавой битве американцы заставили дважды превосходившие по численности силы британцев отступить от города и принудили Англию к соблюдению мирного договора.

В предвечерний час по улицам Парижа неспешно катила роскошная берлина с поднятыми шторками на окнах. Кучер в напудренном парике, белых перчатках, зеленой ливрее с золотыми галунами, панталонах до колен, белых же шелковых чулках и изящных туфлях, не останавливая лошадей и не слезая с козел, зажег два передних фонаря.

— Не гони. Я же велел ехать помедленнее, — постучал тростью с набалдашником слоновой кости сидевший в нем господин. — Пусть подождут и сочтут за честь, что мы приедем.

— О, виконт, взгляните, взгляните! Мы проезжаем места моего детства. Как все изменилось за Десять лет… Вон там, — спутница неуверенно указала пальцем на пустой дом, — там была цирюльня. А я жила на другой стороне улицы… — Она задумчиво смотрела в противоположное окно. — До того как случилось несчастье.

— Как здесь все скромно, моя юная подруга. Но продолжайте, прошу вас. Расскажите о себе.

— Рассказывать особенно нечего. Моя мать овдовела, когда я была еще ребенком. — Девушка посерьезнела и, как бы желая это скрыть, на миг поднесла к лицу позолоченную полумаску на палочке, которую держала в руке. — Поскольку отец не оставил нам ничего, кроме долгов, мама, чтобы выжить, помогала по хозяйству одному английскому джентльмену, мистеру Коббету. После того как со мной произошел несчастный случай, он оплатил врачей и все расходы по лечению и уходу. В благодарность моя мать согласилась выйти за него замуж. Ах, как она была красива!

— Прекраснее вас, моя дорогая мадмуазель, быть невозможно. Скажите, чем занимался ваш благодетель?

— Он был морским агентом. Он удочерил меня и дал то, чего не мог дать родной отец…

— Да, дорогая Сара, — перебил ее виконт, — в жизни случаются несчастья, которые со временем обращаются во благо.

— Но сложилось так, что его устранили…

— Устранили?

— Мистер Коббет был либералом, к тому же англичанином. Прожив долгое время во Франции, он любил ее как родину. Но вы, как монархист, должны знать, что значит жить под постоянным подозрением.

— И у вас есть доказательства?

— Мсье, разве в этом дело? Мистер Коббет был верным подданным Империи, — произнесла она с напускной кротостью.

— Понимаю, мадмуазель, — ответил он. — Давайте сменим тему беседы. Как вы находите бал? И кто устроитель — американский плантатор! Мы живем, воистину, в безумные времена.

— Говорят, он не американец, а француз, — возразила молодая дама, повторяя давешний прием с маской.

— Его имя… как же его зовут… — пытался вспомнить виконт, щелкая пальцами.

— Жюльен Ласалль.

— Гм… Ласалль, да… Почему-то эта фамилия кажется мне знакомой… Звучит она, действительно, по-европейски, но экстравагантность поведения человека, который ее носит, типично американская. Не успел приехать в Париж — и сразу бал-маскарад! Понятно, когда бал-маскарад устраивает Талейран, — его превосходительству свойственны шалости в подобном духе. Но чтобы иноземец!

— Но он так богат!

— Да-да! — воскликнул виконт. — Это всегда бесконечно приятно.

— Я слышала, он намерен заняться торговлей древностями. А в саду его дома растут ливанские и вирджинские кедры, луизианские магнолии, иерусалимские сосны, вывезенные из Иудеи.

— До меня дошли слухи, будто эту собственность он арендует. Но судя по перечисленным вами названиям стран, откуда вывезены деревья, он, по крайней мере, благочестивый католик. Кстати, где находится этот особняк? Мой кучер, разумеется, знает, но я что-то запамятовал.

— На улице Сены, недалеко от Сент-Сюльпис, если ехать к Люксембургскому саду.

— Должен, однако, признать, это выглядит ужасно интригующе. Говорят, будут весьма именитые гости.

— Мадам Рекамье и мсье де Шатобриан в том числе, — сказала Сара со значением.

— А, эта золотушная кокетка… если бы это зависело от нее, в апреле все кончилось бы иначе… Но вас, дорогая, ее присутствие не должно беспокоить. Жюльетта Рекамье приблизилась к критическим сорока годам, и она уже далеко не первая красавица Франции. Тем более с той поры, как Париж познакомился с вами. Что до мсье де Шатобриана, то лучше бы он приберег свои силы для литературных трудов.

— А вы, верно, не в восторге от того, что его недавно посвятили в рыцари Гроба Господня? — На ее губах промелькнула улыбка.

— Ничтожный писака… Откровенно говоря, я весьма сомневаюсь, что Шатобриан лишил Рекамье девственности. Не думаю, что этот надутый фат преуспел там, где потерпел поражение старый муж-банкир. Как бы то ни было, с посвящением в рыцари Гроба Господня или без него, но я уверен, что король не простит связи «Гения христианства» с Бонапартом. Как только враги Шатобриана напомнят об этом его величеству, для политики он станет человеком потерянным, и не только для политики. — Виконт, не разжимая губ, усмехнулся.

— О, виконт, злопыхательство вам не к лицу! К тому же на балу вы будете без маски! Скажите, почему вы так настроены против маскарадов? — спросила девушка, игриво прикрываясь маской, в то время как виконт всматривался в окно, точно пытаясь понять, какой дорогой они едут.

— На ваш вопрос, дорогая, отвечу так: меня раздражает, когда я не вижу лица другого человека. И кроме того, это будит во мне воспоминания о Бонапарте. Именно он в 1800 году снял запрет с проведения балов-маскарадов, — пояснил виконт и бросил мимолетный взгляд в окно. — Подобные празднества обеспечивали работой прачечные заведения, и их гильдия использовала свои связи в высших сферах, чтобы добиться отмены запрета. Чисто меркантильные интересы, мадмуазель.

— Не может быть!

— Уверяю вас, это так. Однако вы очаровательны в любом виде, в том числе и в маске, — добавил он и тут же, без всякого перехода, трижды стукнул тростью в потолок. — А сейчас, дорогая, простите великодушно: я должен на миг покинуть вас и передать письмо одному моему давнему приятелю.