Неотразимая - Конни Брокуэй

– Мы ведь удивились, милорд? – переспросила Фиа.

– Что? – рассеянно произнес Томас, словно очнувшись ото сна. – Мы очень удивились, куда ты пропал, Горди, но теперь знаем. Я уверен, что леди Макфарлен хочет переодеться и подготовиться к ужину.

– Да-да, конечно, сэр, – согласился Горди, и Фиа вдруг вспомнила, что действительно было бы неплохо переодеться и привести себя в порядок. Кружева потеряли свежесть, на платье кругом пятна, некогда хрустящие юбки висят как тряпки на обручах. Нижние юбки тоже не чище, бог знает чем испачканы. Что же касается лица и волос... Фиа боялась посмотреть на себя в зеркало.

– Мне очень хотелось бы принять ванну. Это возможно? – полюбопытствовала она.

– Ванну? – неуверенно переспросил Горди. Фиа заподозрила, что понятие чистоты для юноши было весьма условно.

– Наполни большой котел на кухне свежей водой, – велел парню Томас. – Когда вода нагреется, принесите котел в комнату миледи.

– А потом что мне с ним делать? – недоумевал Горди.

– Потом, – пояснил Томас с раздражением, – я вылью воду из дождевой бочки, которая стоит позади дома, и принесу бочку сюда, а ты наполнишь ее горячей водой.

– Вы хотите, чтобы я мылась в какой-то бочке? – возмутилась Фиа.

Томас повернулся к ней.

– Мне совершенно безразлично, будете вы мыться в бочке или нет, но ничего другого в этом доме вы не получите. Мадам, будьте благодарны за то, что вам предлагают, – жестко высказался Томас.

Фиа безмятежно посмотрела на него.

– А почему, с тех пор как мы высадились здесь на берег, вы говорите с таким странным акцентом? Это не шотландский акцент, а какая-то смесь. Куда вас отправили после ареста? В колонии? Я...

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – прервал ее Томас на чистом английском без всякого шотландского акцента. Он посмотрел на Горди и велел ему заняться делом. Юноша кивнул и удалился. Томас остался с Фиа.

– Так как же? – спросила она, поднимая бровь. Томас ничего не ответил и быстро вышел из комнаты.

– Я принесу эту проклятую бочку, а ты разведи огонь. – Томас вышел из дома и свернул за угол. Он вылил из бочки затхлую дождевую воду и взвалил ее себе на плечо. При этом он мельком взглянул наверх. В угловой комнате горел свет. Мгновением позже изящный силуэт Фиа появился в окне. Она наклонила голову, и Томас понял, что она вдыхает аромат полевых цветов, букет которых стоял на подоконнике. Остатки его злости тут же испарились. А зол он был не на Горди, не на Фиа, а на Карра, за то что тот так жестоко обращался со своей единственной дочерью. Никто никогда не дарил ей простых полевых цветов, и Томас был зол на весь свет за это.

Но даже самый непроходимый тупица правильно истолкован бы выражение радостного удивления на лице Фиа, обычно таком непроницаемом, когда на одно краткое мгновение она из неотразимой светской львицы превратилась в открытое, чистое и настолько прелестное юное существо, что у Томаса захватило дух.

Фиа отошла от окна, и Томас поправил бочку на плече. Он немало удивился, поняв, что давно стоит неподвижно, задрав голову, и смотрит на окно. Но что еще хуже, он завидовал Горди, потому что тот первым догадался и подарил ей полевые цветы. И завидовал не потому, что этот поступок так явно тронул Фиа, а потому, что пробудил в ней ответные чувства, которые Томас никогда раньше в ней не замечал. А именно – доброту.

Да, как ни крути, а факт есть факт. Фиа проявила доброту к Горди, признав, что они, и Томас с удивлением вспомнил это, якобы действительно заметили, как долго отсутствовал юноша. И потом Фиа ничуть не смутило жуткое убранство комнаты, которую подготовил для нее Горди. Напротив, Томас подозревал, что Фиа сразу догадалась, что спальня – творение рук Горди, догадалась раньше, чем юноша сам признался в этом. Она проявила сострадание в общении с ним, и это изумило Томаса.

Доброта? Сострадание? Эти чувства не были раньше знакомы Фиа.

Фиа без притворства, смеющаяся и очаровательная, куда опаснее Фиа расчетливой, соблазнительной и соблазняющей.

Томас остановился у двери на кухню и ногой открыл ее. Мысли его смешались. У него было такое чувство, будто он сбился с курса, а пути назад нет.

Увидев мельком в зеркале туалетного столика свое отражение, Фиа разделась сразу, как только Томас вышел из комнаты. И теперь в грязном корсете и грязной нижней юбке ждала его возвращения. На этот раз в ее действиях не было никакого расчета. Но если Фиа на мгновение и забыла о своем твердом намерении соблазнить Томаса, сам он об этом не забыл.

Томас едва взглянул на нее, неубранную и неумытую, и почти что застонал, бормоча что-то насчет некой миссис Макнаб, которая придет, чтобы помочь Фиа. Прежде чем Фиа успела ответить, Томас исчез за дверью. Фиа вымылась и, несмотря на то что мыться пришлось в бочке, испытывала настоящее блаженство. Затем она оделась во все чистое, и сразу же раздался стук в дверь. Она открыла и увидела на полу за дверью поднос с едой, взяла его и поставила на туалетный столик. Фиа была очень голодна, она набросилась на еду, то и дело поглядывая на дверь, ожидая, что Томас вот-вот появится. Однако он не пришел.

На следующий день она снова ждала его у себя в комнате, но так и не дождалась. Обед и ужин она съела в одиночестве, не покидая спальню.

На третий день она не выдержала и спустилась вниз. В доме было пусто. Фиа надела на себя все лучшее из того, что привезла, но выглядела далеко не роскошно. Она обнаружила, что не в состоянии в одиночку затянуть корсет, и потому ее фигура не была столь совершенной, как в Лондоне. Накидка смотрелась совсем не так эффектно, как хотелось, поскольку в доме было весьма прохладно, а мурашки, которыми покрылась ее кожа от холода, вряд ли выглядели соблазнительно. Фиа совсем забыла, что в горных районах Шотландии очень холодно.

Однако хороший крепкий сон явно пошел ей на пользу, и выглядела она намного лучше. Лицо стало гладким, белки глаз сияли, как белейший фарфор, темные круги под глазами исчезли. Нет, выглядит она вполне прилично. Фиа очень расстроилась, когда так и не дождалась появления Томаса, умоляющего впустить его. Но теперь она понимала, что он не вернется не только к ужину, он, пожалуй, вообще сюда не вернется.

На четвертый день из окна спальни она увидела, как Горди собирает и складывает вокруг дома камни. Она расспросила его и узнала, что Томас поручил ему восстановить каменную стену вокруг огорода позади дома. Фиа заподозрила, что Томас сделал это специально, чтобы удержать юношу от ее дурного влияния. На вопрос Фиа, где сейчас его хозяин, парень залепетал что-то невразумительное, начал заикаться, краснеть, а потом просто сбежал от нее. Фиа не сомневалась, что она смогла бы выведать у Горди, где Томас, но тогда юношу ожидали бы неприятности. Ей очень не хотелось, чтобы у Горди возникли сложности из-за их с Томасом отношений.

Фиа посмотрела в ту сторону, где, по ее предположению, должно было находиться поместье Макларенов. Но, несмотря на то что ее сильно тянуло туда, она понимала, что пытаться попасть в бывшее поместье не следует. Расстояние немалое, и ей даже не нужно было прислушиваться к предупреждениям Томаса о разбойниках на дорогах. Ока сама понимала, что для нее лучше быть там, где оставил ее Томас. Здешние места Фиа знала хорошо. Знала о нищете, в которой прозябали местные жители. Знала и о том, что настоящим виновником всех их бед был ее отец.