Дроздово поле, или Ваня Житный на войне - Вероника Кунгурцева

Ваня обернулся и заметил: с историком творится что-то неладное. Он выпучил глаза и разевал рот, ровно рыба, выброшенная на берег.

— Султан Мурат!.. — наконец выговорил Боян Югович. — Воевода Милош… Милош Обилич! — последние слова он выкрикнул, перекрыв шум битвы, так что двое, ушедшие уже довольно далеко, обернулись.

— Кто звал меня?! — воскликнул воевода Милош.

И Боян Югович, забыв про стрелы, забыв, видать, обо всем на свете, напролом, сквозь кусты, бросился к войникам. Ваня, Шишок и Березай, переглядываясь на ходу, последовали за ним. А историк орал:

— Это — Косовское сражение, да?! Сейчас 1389 год?! О-о-о-о, я не могу! Бывает же такое! Увидеть все своими глазами! Мне никто не поверит!

А воеводы вытащили вострые мечи из ножен и спросили: дескать, а вы кто такие будете, почему по кустам жметесь, уж не вражеские ли лазутчики?! Али, может, латины — что за красный берет на вашем карлике?

Шишок надулся то ли на «карлика», то ли на «латина», и Ваня испугался, что дело принимает нехороший оборот, но историк тут представился: дескать, Боян Югович я, а это… Но не успел он представить друзей, как Милош Обилич, пристально в него вглядываясь, воскликнул: мол, все восемь Юговичей сейчас на поле боя, вместе с отцом Югом-Богданом… А тебя, де, самозванец, я знать не знаю!

— Девять, — машинально поправил воеводу историк.

— Что?!

— Девять сыновей было у старого Юга, и все они…

Тут второй войник стал торопить Милоша Обилича: до разговоров ли сейчас, брат Милош, мы разведали все, что хотели, — пора ведь в бой, а этих людей, дескать, с собой возьмем, оружия у них нет, так зато у павших его много. Пускай сражаются, как подобает мужам, ежели не хотят навлечь на свой род вечное проклятье!

— Я готов! — неожиданно воскликнул Боян Югович и блаженно улыбаясь, добавил: — Мне просто не верится: Милош Обилич и Иван Косанчич! Вы же Иван Косанчич? — обратился тщедушный историк к могучему воеводе. Тот кивнул и велел следовать за ними. Но вдруг порсканье крыльев раздалось — и с дуба, едва не свалив Бояна с ног, слетела крылатая девушка, держа за плечами свой лук.

— Вила, разрази ее бог! — воскликнул Иван Косанчич. — Чего тебе надобно, горная вила?! Не до тебя нам сейчас! Мало нам напастей — так ты еще тут! Прочь с дороги!

Златыгорка сильно удивилась, что ее так быстро раскусили, и сказала: дескать, я плохого вам не хочу, наоборот… Я, де, услыхала ваш разговор: про то, что к султану Мурату не пробиться, разве только имея крылья, так, мол, крылышки у меня имеются… И, сбросив защитную плащ-палатку, которую хозяйственный домовой тут же подобрал и сложил в мешок, предъявила тайные крылья. Садись, де, Милош Обилич на меня, попробую доставить тебя к шатру турецкого султана!..

И воевода без долгих разговоров согласился: дескать, спасибо тебе, горная вила, знать, правду пели в старых песнях, что в тугую годину и вилы участвуют в злых сраженьях, помогают войникам. И тут же указал самовиле: мол, видишь, сестрица-вила, белую точку вдали? Это и есть шатер, там сейчас султан Мурат!

Но тут цыганка Гордана, переборовшая свой страх, выскочила из кустов и бросилась к Златыгорке: дескать, не летай туда, милый ангел, а то, не дай бог, погибнешь, или стрела в крыло вонзится, что тогда будешь делать?

Златыгорка нахмурилась, а Милош Обилич покосился на Гордану и сказал: сгинь, отродье, не в свое дело не мешайся!

А тут и Яна Божич подбежала и, ухватившись за руку Златыгорки, принялась вопить-причитать: дескать, убьют тебя, и я опять одна останусь!..

Но птахи уселись по плечикам девочки, выпевая: хватит, де, веньгать, Сопля Ивановна, али ты не вила?!

— Вила, — отвечала девочка. — Только у меня пока еще крылышки не отросли.

А птахи взлетели на дуб и стали о чем-то вполголоса совещаться с косовскими птицами. И вдруг с дуба прыснули в разные стороны воробушки.

Девчурка, выглядывая из-за Златыгоркиной ножищи и страшно смущаясь, сказала Милошу Обиличу:

— А мы в городе Обиличе вчера были, на почте, на мешках с письмами ночевали…

Воевода понахмурился: нет ведь в округе такого города — Обилич! А Иван Косанчич, услыхав о письмах, проговорил: дескать, нашему князю Лазару. Илья-пророк накануне сражения письмо доставил от Богородицы…

— Да-да, — обрадовался Боян Югович и, припомнив, процитировал:

«Лазар-царь, надёжа сербского колена! Какое царство в твоем сердце? Царство небесное или царство земное? Какому благоволишь? Возможно, падет земное царство — но вечно царство небесное! За него поведешь сербов в бой!» Но… разве это не миф?

— Ты нас обвиняешь во лжи, самозваный Югович?! — вскричал Милош Обилич. — Письмо и побратим мой видел, и я! Была гроза, сверкнула молния — и на пустом пергаменте, который лежал перед властелином-князем, появились слова, как вроде росчерки молнии…

Вдруг раздалось подобное грому мычанье — это корова Росица, не пожелавшая отстать от своих, выбралась из кустов и ткнулась мягкими губами в руку мальчика.

Воеводы удивились: что за бедолаги оказались на Косовом поле — с детьми, с цыганками, с коровами…

Но пришла пора разделиться. Златыгорка, посадив себе на спину Милоша Обилича, взметнулась кверху: чтобы откуда не ждут, ринуться в гущу янычар, охраняющих шатер султана. Тяжеленько пришлось самовиле — потому как воевода был далеко не пушинкой, хоть и снял с себя пудовые доспехи, чтобы крылатой девушке легче было ввысь взлетать.

Боян Югович начал говорить: мол, будьте осторожны, потому как… но не договорил историк, только рукой махнул.

Ваня поднял голову: на голубом небосводе, на фоне когтевых облаков, отчетливо видна была самовила, верхом на которой, как на крылатом коне, сидел воевода Милош. Эх, ведь заметят басурманы летучих лазутчиков, вот сейчас полетят в них тучи турецких стрел! Но вдруг тысячи златоперых дроздов со всех косовских деревьев, подобно извилистым ручейкам, устремились к Златыгорке с Милошем Обиличем, и закрыло разведчиков щебечущее облако! И среди золотисто-крапчатого облака мелькнули две знакомых сереньких фигурки: соловей с жаворлёночком полетели вместе с хозяйкой.

Шишок, тоже заметивший птичий маневр, даже в ладоши схлопал, дескать, вот это, я понимаю, камуфляж! Молодца, пернатые, отлично сработано!

А Ваня, стукнув себя по лбу, закричал:

— Ничего не отлично! Ой, дураки мы! Шишок, доставай скорей из рукава «Черную стрелу», которая на два километра шибает, — отсюда срежем султана!

Но домовик хмыкнул: дескать, а ты думаешь, я не пытался оружие получить?! С первой минуты, как сюда попали, стараюсь: ничего не выходит! То ли шуица вот-вот должна вырасти окончательно, то ли… то ли оружие двадцатого века в четырнадцатом не матери-а-лизуется!

Ваня Житный и нос повесил: а он-то думал — сейчас они наведут тут порядки снайперской винтовочкой…