Ночь над водой - Кен Фоллетт

— Дорогая, мне близки твои идеи, ты знаешь, но верить — еще не значит, что нужно сражаться и гибнуть. Никакая идея не стоит этого.

Маргарет была потрясена. Мать утверждает, что нацистская идея не стоит того, чтобы за нее умирали, а ведь для отца такое заявление кощунственно. Никогда раньше мама не позволяла себе ничего подобного. Казалось, Элизабет тоже удивлена. Обе сестры взглянули на отца. Он немного покраснел, что-то недовольно ворча себе под нос, и все, никакого взрыва не последовало. Вот это и было самое странное.

Подали кофе. Маргарет выглянула в окно, поезд подъезжал к окраинам Саутгемптона. Через несколько минут они будут на вокзале. Неужели у Элизабет получится?

Поезд замедлил ход.

Элизабет обратилась к официанту.

— Я выхожу на вокзале. Вы не могли бы принести мои вещи из соседнего вагона?

— Конечно, мадмуазель.

Разные маленькие строения из красного кирпича проплывали за окнами, похожие на стройные шеренги солдат. Маргарет наблюдала за отцом. Он молчал, но лицо напоминало воздушный шар, который вот-вот лопнет. Мать положила руку ему на колено.

— Пожалуйста, дорогой, давай обойдемся без скандала, мы не одни.

Отец не отвечал.

Поезд подошел к вокзалу.

Элизабет, сидевшая у окна, встала. Она встретилась взглядом с сестрой. Маргарет и Перси привстали, чтобы пропустить ее к выходу. Потом опять сели.

Отец грозно поднялся.

Окружающие пассажиры, почувствовав напряжение, уставились в маленькое расписание, висевшее в коридоре. Поезд остановился. Отец и дочь стояли в проходе, глядя друг на друга.

И опять Маргарет удивилась, как правильно сестра выбрала момент. При людях отец вряд ли прибегнет к силе. Если даже попытается, ему помешают пассажиры. И все-таки она боялась.

Лицо отца пылало, глаза вылезали из орбит, он тяжело, шумно дышал. Элизабет явно трясло, но губы были плотно сжаты.

— Если ты сейчас сойдешь с поезда, не смей больше никогда показываться мне на глаза! — сказал отец.

— Папа, не надо! — крикнула Маргарет, но было уже поздно, сказанного не воротишь.

Мать начала всхлипывать. Элизабет стойко перенесла удар.

— Тогда прощай, — выдавила она.

Маргарет встала, обняла сестру.

— Удачи тебе, — прошептала она ой на ухо.

— И тебе тоже.

Элси чмокнула брата, затем, наклонившись через стол, поцеловала маму в ее мокрое от слез лицо. Потом она снова взглянула на отца, голос задрожал.

— Может, мы хотя бы пожмем друг другу руки, перед тем как расстаться?

Его лицо осталось непримиримым, на нем были только гнев и ненависть.

— У меня нет больше дочери, она мертва.

Мать зарыдала.

Все в вагоне притихли, как будто каждый понимал, что семейная драма достигла своего апогея. Элизабет повернулась и пошла к выходу.

Маргарет очень хотелось бы схватить отца за ворот рубашки и трясти, трясти до тех пор, пока она не услышит скрежет его зубов. Во всем виновато его глупое упрямство. Почему он не мог хоть раз уступить? В конце концов, Элизабет взрослая, она вправе поступать так, как ей заблагорассудится, и не обязана до конца жизни выполнять волю родителей. Отец не имел права запрещать. В своей ярости он расколол семью, они никогда уже не будут вместе. В это мгновение Маргарет его ненавидела. Когда он стоял рядом с ней, рассерженный и возмущенный, ей захотелось крикнуть ему в лицо, какой он глупый, несправедливый, вздорный, но, как всегда в таких случаях, она закусила губу и промолчала.

За окном вагона по платформе медленно шла сестра, с плоским красным чемоданом в руке. Она посмотрела на них, на людей, еще миг назад бывших ее семьей, улыбнулась сквозь слезы и еле заметно прощально махнула рукой. Мама опять заплакала. Перси и Маргарет замахали вслед. Отец отвернулся. Потом Элизабет скрылась из виду.

Отец сел, и Маргарет тоже.

Прогудел гудок паровоза, и поезд тронулся.

Они снова увидели Элизабет, на этот раз в конце перрона. Она провожала глазами медленно уходящий поезд. Сейчас сестра уже не улыбалась и не махала рукой, лицо выглядело печальным, даже мрачным.

Поезд набирал скорость, и вскоре вокзал остался позади.

— Замечательная штука семейная жизнь, — глубокомысленно произнес Перси, и, хотя слова прозвучали с определенной долей сарказма, это была не шутка, скорее горький юмор.

«Увижу ли я ее еще когда-нибудь?» — подумала Маргарет.

Мама вытирала глаза маленьким льняным платочком, но слезы все лились из ее глаз. Она очень редко бывала такой. Маргарет вообще не помнила, чтобы она когда-нибудь плакала. У Перси тоже подавленный вид. Маргарет страшно переживала, что сестра так по-дурацки увлеклась глупыми и ненавистными нацистскими идеями, но в то же время она не могла не испытывать некоторого восторга. А как же? У Элизабет получилось! Она выиграла битву с отцом, сумела настоять на своем. Выступила открыто, победила и ушла в самостоятельную жизнь. «Коли Элизабет смогла, может, и мне удастся», — думала Маргарет.

Повеяло запахом моря. Поезд подъезжал к докам. Вот за окном показались сараи, краны, контейнеры, суда. Несмотря на боль от печального прощания с сестрой, Маргарет почувствовала, что с нетерпением ждет предстоящего романтического путешествия.

Поезд остановился напротив большого здания, на котором крупными буквами выведено: компания «Империал». Это было ультрасовременное сооружение, чем-то похожее на корабль. Без выступов, углы сглажены, на верхнем этаже — широкая веранда, словно палуба, вокруг белые перила.

Вместе с другими пассажирами Оксенфорды взяли каждый свой ручной багаж и вышли из вагона. Пока чемоданы и остальной багаж загружали в самолет, они прошли в здание, чтобы выполнить последние формальности.

Маргарет почувствовала, что у нее кружится голова. Все происходило слишком быстро. Совсем недавно она покинула родной дом, началась война, навсегда ушла сестра, а сейчас предстоит сесть в самолет и лететь в Америку. Она хотела бы, чтобы стрелки часов остановились на какое-то время, чтобы можно было отдышаться, переварить происходящие события.

Отец объяснил служащим, что один билет лишний, потому что Элизабет не полетит.

— Ничего, — ответили ему, — это даже кстати, здесь есть один человек, который как раз ждет свободного билета.

Маргарет заметила в углу профессора Хартманна. Он стоял, курил сигарету, нервно оглядываясь по сторонам. Казалось, он напряжен до предела, что-то его сильно беспокоит. «Да, довели человека, ничего себе, — подумала она, — и все такие люди, как сестра. Фашисты своей охотой превратили его в загнанного зверя. Во всяком случае, его нельзя винить за то, что он так торопится покинуть Европу».

Из зала ожидания самолет не был виден, так что Перси пошел поискать место поудобнее. Он вскоре вернулся, чтобы сообщить свежую информацию.