На секретной службе - Сергей Донской

– Но дверь ведь заперта изнутри?

– Если понадобится, я им открою.

– Не проще ли снабдить охранников запасным ключом?

– Перебьются! – фыркнул Пинчук. – Нечего им в доме делать. Здоровые безмозглые жеребцы. Понатопчут везде, пепла натрусят или… – Он осекся. Не объяснять же постороннему человеку, что без охранников ему живется гораздо спокойнее. Уж они не упустят возможности погарцевать перед Оксаной в отсутствие хозяина. И еще неизвестно, чем закончится это гарцевание. Вернее, слишком хорошо известно. Молодая кровь горяча и быстро бьет в голову. – Жеребцы, – убежденно повторил Пинчук. – Свежий воздух им только на пользу.

Бондарь внимательно посмотрел на него:

– Имеются в виду те рысаки, которые встретили меня в вашем офисе?

– Да, но один из них уволился.

– Почему? – насторожился Бондарь.

Ответ был преисполнен желчи:

– Если мне не изменяет память, то вы сломали ему палец.

– Вот уж нет, я сломал пальцы обоим, – возразил Бондарь. – И что же, один из них отличается особой выносливостью? Или преданностью?

– Его зовут Витя Малеев. Неплохой парень, хотя слегка приблатненный. – Поразмыслив, Пинчук добавил: – На него можно положиться.

– Он ваш единственный охранник?

– Витя дежурит вместе с двумя новичками… их имена вылетели из головы.

– Их кто-то сменяет? – спросил Бондарь.

– Нет. Я нанял парней только вчера вечером, по Витиной рекомендации. Спят по очереди прямо в микроавтобусе. Комфорт минимальный, зато зарплата очень даже приличная.

– Я посоветовал бы вам воспользоваться услугами профессионалов. Обратитесь в охранную фирму.

– За ваши деньги – всегда пожалуйста, – буркнул Пинчук.

Памятуя о том, что неизвестные дали ему трое суток на размышление, он не спешил раскошеливаться на обеспечение собственной безопасности. Подобная беспечность нравилась Бондарю все меньше и меньше.

– У вас есть пистолет? – спросил он.

– Был. Но я не собираюсь им пользоваться.

– Почему? – искренне удивился Бондарь.

– Это мое личное дело. Считайте это моим бзиком. – Пинчук раздраженно пощипал кустистую бровь. – Я не собираюсь ни в кого стрелять.

– Даже если придется защищать Оксану?

– Я бизнесмен, а не ковбой. Немолодой, между прочим. Стреляют пусть другие. Те, кому за это деньги платят.

Произнеся эти слова, Пинчук со значением поглядел на Бондаря, который, казалось, целиком сосредоточился на управлении автомобилем.

По обе стороны от шоссе проплывали черные поля, усеянные сухими стеблями подсолнухов. Глядеть на них было тягостно, как будто путь лежал мимо останков несметного воинства, полегшего в битве неизвестно за что, непонятно во имя какой цели.

– Умирают и те, и другие, – сказал Бондарь. – И те, кто стреляет, и те, в кого стреляют. Исключений не бывает. Даже для самых близких нам людей.

– Да вы философ, Женя, – усмехнулся Пинчук, безуспешно попытавшись вложить в свои слова достаточную толику сарказма.

– Я просто человек, который привык находиться по обе стороны от прицела, – возразил Бондарь, утапливая педаль газа до предела.

Ворота им открыл проворный парень, выскочивший из затемненного тонировкой микроавтобуса. Поскольку хозяин не счел нужным с ним поздороваться, то и Бондарь не стал притворяться более вежливым, чем был на самом деле. Просто въехал во двор и затормозил на бетонной площадке перед крыльцом.

Когда он вышел наружу, его взору открылся совсем еще новый трехэтажный дом, украшенный довольно нелепыми колоннами, ампирным фронтоном с лепниной и чугунным балконом, черным, как больной зуб. Над дубовыми, ручной работы дверьми таился глазок телекамеры, в каменной кладке желтела медная кнопка звонка.

– Работает? – спросил Бондарь, указав кивком на камеру.

– Сейчас нет, – ответил Пинчук, выбираясь из «Ситроена».

– Почему?

– Потому что Оксану раздражает гудение монитора. У нее от этого болит голова.

– Настоящая головная боль возникает у чересчур беспечных людей.

– Спасибо, я в курсе, – вежливо ответствовал Пинчук, делая не менее вежливый жест в направлении открытой двери. – Прошу.

Мужчины вошли в холл, сверкавший новизной, хрустальными финтифлюшками массивной люстры и дорогим паркетом. Не менее помпезно выглядела огромная гостиная, куда завел гостя Пинчук: повсюду мебель, стилизованная под старину, в углу напольные часы, в центре необъятное жерло камина с тлеющими углями, на стенах картины в золоченых рамах.

– Любите живопись? – предположил Бондарь.

– Люблю пейзажи, особенно морские, – ответил Пинчук.

– Картины, наверное, дорогие?

– Может быть, на Западе за них отвалили бы немалые деньги. Но я скупаю их по дешевке. Тут неподалеку живет старый художник, который дни напролет торчит на берегу, рисуя море, еще раз море и ничего, кроме моря.

– Местный Айвазовский?

– Лишь бы не Ван Гог, – туманно ответил Пинчук, дожидаясь, пока гостю надоест разглядывать помещение. Присаживаться он не предлагал. Надо полагать, желал как можно скорее спровадить Бондаря с глаз долой.

Из-за духа противоречия тот притворился, что не замечает нетерпеливого перетаптывания хозяина. Неспешно прохаживался по комнате, трогая безделушки, неопределенно хмыкал, с удовольствием втягивая в себя запах лака и дорогой кожи.

Пинчук, с неодобрением наблюдавший за ним, вздрогнул, когда часы издали недолгий мелодичный перезвон, прежде чем мерно и гулко пробить девять раз.

– Не хотите ли отдохнуть? – спросил он.

Бондарь пожал плечами:

– А я и так отдыхаю… У вас комфортно, Григорий Иванович. Прямо как в мебельном магазине.

– В мебельном магазине принято делать покупки, – заявил Пинчук с довольно натянутой улыбкой. Зная о привычке Оксаны расхаживать по дому полуодетой, он с трудом играл роль гостеприимного хозяина.

Его нервозность не укрылась от Бондаря.

– Не терпится спровадить меня с глаз долой? – усмехнулся он.

Пинчук потрогал свои роскошные брови и сказал:

– Просто хочу проводить вас в комнату, где вы будете жить. Там хорошо. Мои… мои мальчики всегда останавливались наверху, когда приезжали меня навестить. Правда, в последнее время это случалось не так уж часто.

– Оксана относилась к ним хорошо? – осведомился Бондарь с самым невинным видом.

– Теперь это не имеет значения. Идемте.

Насупившийся Пинчук пошел вперед, показывая гостю дорогу.