Комната лжи - Саймон Лелич

– Да, но…

– Но что, Сюзанна? Что?

Сюзанна съеживается.

– Ничего, – бормочет она.

– Три! Она не только сняла обвинения, она изменила собственные показания. Сказала, что Джейк ее не насиловал.

– Но…

Снова нечто в глубине горла рвется наружу. Она хочет возразить, хотя даже не понимает, что говорит Адам, что он пытается доказать. Эти его пункты, раз, два, три, настолько знакомы. До тошноты, безумно знакомы.

– Четыре: ты только что признала, что Джейк испытывал потрясение, что произошедшее запутало его. А значит, его признания можно не учитывать. Никто не видел, как он насиловал мою маму. Свидетелей ведь не было. А он потом взял свои слова обратно, все до последнего.

– Но… – это само собой вырвалось быстрее, чем Сюзанна успела себя остановить. Джейк просто отказался от своих показаний, как Элисон отказалась от своих. И вообще, это даже не Джейк, на самом деле не он. Это Нил, их адвокат, она сама – потому что правда в том, что Сюзанна последовала совету адвоката так же, как и Нил.

– Джейк делал то, что все говорили ему делать, – заявляет Сюзанна, – поэтому он изменил рассказ, а не потому, что сказанное изначально было неправдой.

– Пять! Даже в газетах писали, что Джейка осудили ошибочно. Называли его жертвой, заявили, что все это балаган. Я знаю, ты над ними смеешься, и смеешься надо мной за то, что я их читаю, но в газетных статьях всегда есть доля правды. Они не могут печатать полную ложь. На это есть законы!

Это словно… слушать Нила. Безрассудство, наивность. Окровавленная неправда. Чего Сюзанна не может вычислить, так это почему Адам говорит об этом.

– Ты говоришь, что… – Сюзанна качает головой, на этот раз от недоверия. – Что ты говоришь, Адам? Что этого не происходило? Нападение, изнасилование, то, что мой сын сделал с твоей мамой. – Она делает дикий жест в направлении Адама. – Ты же здесь стоишь. Ты живое тому доказательство!

– Нет, я говорю не об этом! Я не говорю, что у них не было секса. Конечно, это я не отрицаю.

– Секс? – Сюзанна просто смотрит на Адама, и у нее в памяти всплывают некоторые его фразы. Что он говорил о «чувствах» Джейка по отношению к Элисон, об их «отношениях». Ради бога, он ведь говорил о любви!

И секс. Секс!

– Это не был секс, Адам. Это было изнасилование. Насилие. Секс – это красиво, радостно. Изнасилование – там все наоборот. Оно подлое. Жестокое. Самое ужасное, что можно совершить, а потом оставить в живых.

– Да ладно, – кривится Адам, и насколько Сюзанна понимает, он не прочь дать ей пощечину. – Секс, обычный секс тоже может быть грубым. Сильным. Даже неуместным. Я признаю, что их отношения были неуместными, Сюзанна. Я говорю только, что возможно, учитывая все свидетельства, это не было изнасилование. На самом деле нет. Возможно, на самом деле у Джейка и моей мамы был секс, и потом Джейк спас маму от огня. Это единственный осмысленный вариант. Помнишь, он же любил ее? Он практически говорит это в своих письмах!

Вот оно: свидетельство, будто Сюзанне не хватало раньше, насколько Адам травмирован. Психически неуравновешен. Его суждения столь же запутаны, как его логика.

Сюзанна смотрит на него и догадывается, как выглядит сама. Адам замечает ее взгляд, недоверие в глазах и смотрит на нее с нескрываемым презрением.

– Вот видишь, – говорит он. – Я как раз об этом и говорю.

Сюзанна заставляет себя закрыть рот. Следит, как Адам вновь ходит по комнате, словно пытается сбежать.

– Твоя мама… – начинает Сюзанна. Адам не выдает, что слушает, но Сюзанна все равно заставляет себя продолжать: – Адам, твоя мама забрала показания, потому что ей было стыдно. Для женщины насилие это… не только очень тяжело вынести. Это унижение. Это перспектива еще раз все пережить. На допросах полиции, в суде, на перекрестных допросах. А потом еще надо как-то все объяснить друзьям и семье. Нельзя надеяться, что получится убедительно объяснить, что это не твоя вина, даже частично. Женщина, подвергшаяся насилию, должна же была сделать что-то, чтобы спровоцировать это. Заслужить.

Сюзанна говорит, будто бы знает по собственному опыту. И хотя Сюзанна никогда не становилась жертвой такого ужасного преступления, она так вдохновенно рассуждает, будто сама пережила подобное. Да и как иначе?

– Вот почему она забрала показания, Адам. Вот почему она изменила свой рассказ. Она сказала, что солгала, а потом убежала, исчезла, потому что это проще, чем еще раз пережить произошедшее в суде, и потом каждый день жизни. Приговорить себя к…

И тут до нее доходит: она была беременна.

Ну конечно.

Элисон была беременна.

Сюзанна всегда предполагала, что Элисон сняла обвинение с сына Сюзанны по причинам, которые она назвала Адаму. Стыд, унижение, страх. Но на самом деле она убежала из-за ребенка. Потому что узнала, что беременна. Она была католичкой. Она была женщиной, будущей матерью. И она хотела защитить своего ребенка.

Адама.

Его мама сбежала из-за него. Он – причина того, что Джейка отпустили. Сегодня публичный враг, а завтра жертва. Все из-за Адама.

– Ты не понимаешь. Я знал, что ты не поймешь, так и есть.

Сюзанна не заметила, как Адам подошел так близко. Он склонился над ней, силуэт на фоне темнеющего окна. Нож блестит у него в руке.

– Ты о чем? – удается произнести Сюзанне.

– О том, что не важно, что мама изменила показания. И не имеет значения, было изнасилование или нет.

– А что тогда важно? Если ты не веришь, что это было изнасилование, почему содеянное Джейком так тебя злит? Почему ты здесь?

Адам поворачивается, и Сюзанна видит его улыбку, полную ярости.

– Вот. Вот почему я здесь.

На секунду Сюзанна думает, что он говорит о ноже, что они дошли до того момента, до горького конца, и когда Адам подходит к ней, она с трудом сдерживает желание закричать.

Но он сует ей в руку лист бумаги. Та же голубая бумага для авиапочты, те же неряшливые каракули. Последнее письмо – и оно объясняет Сюзанне все. Что Адам думает, почему он здесь, откуда он знает. Потому что все в нем записано на бумаге перед ней: каждая деталь самого сокровенного секрета Сюзанны.

13 сентября 2017

Странно. Когда я утром услышала стук в парадную дверь, я откуда-то знала, что это Адам. И все равно, когда я открыла и увидела его перед собой, я не смогла сдержать тревоги. Из-за мамы. Из-за всех этих тайн, ведь что бы она сказала, узнай, что мы с Адамом встречаемся, тем более собираемся вместе уехать завтра утром. (До сих пор не знаю, куда Адам меня повезет и как мы поедем, ничего не знаю, кроме того, что это наконец-то случится!)

Так или иначе, я вот о чем: я паникую, когда открываю дверь, потому что не хочу все разрушить, нашу секретную поездку, только не теперь, когда она так близка. К тому же мне надо выходить в школу примерно через десять минут, иначе я опоздаю на автобус.