Запретный плод - Наташа Колесникова

— Он пришел, между ними состоялся нервный разговор, я видел конверт, который он придвинул ей, она отвергла, как ты понимаешь, взятку. Конверт был солидный. После этого я ушел, что было дальше не знаю, но твоя сестра казалась весьма расстроенной. Господин утешал ее.

— Кто?

— Это Иван Стернин, глава «Стернин-банка», особа, приближенная к властным структурам.

— Ты шутишь? Он же примерный семьянин, я видела его по телику с женой…

— Я знаю, что говорю. Я хотел перезвонить тебе, но когда узнал о том, что случилось… сама понимаешь, у меня связи, информация поступила сразу… Решил все перепроверить. Поэтому не стал тебя беспокоить вчера.

— Я все поняла, Вася. Вот еще пятьсот долларов, как договаривались. А теперь извини, у меня сейчас столько дел… Все, пока.

— Но, Таня, я, конечно, понимаю твое состояние, прими мои искренние соболезнования, но мы…

— Иди к черту, Вася!

Сушина допила джин, расплатилась с официантом и пошла к выходу. Потом ей объяснили, что сестра ехала с большой скоростью, не справилась с управлением и врезалась в «КамАЗ», идущий навстречу. Она была в нетрезвом состоянии, возможно, потеряла контроль… Какой там, к черту, контроль?! Это было самоубийство, и кто виновен в нем — дураку понятно. А раз виновен, так должен отвечать! Просто так банкира не достать? Ладно, можно достать кружными путями, тем более что его дочурка — будущая актриса! Он должен ответить за свое злодеяние. Не хочет? Заставим!

Она вышла из ЦДРИ, остановила машину. Свою оставила на «Мосфильме», знала, что домой вернется на такси.

Мария Петровна тяжело вздохнула, оглядела стол — вроде ничего не забыла. Хозяину каша и чай, хозяйке яйцо, сваренное вкрутую, свежевыжатый сок грейпфрута, кофе капуччино. Что-то они не спешили к завтраку, похоже, опять ругались в спальне.

После ухода Марины в доме стало пусто и неуютно. Да и дел значительно поубавилось. Убраться два раза в неделю да приготовить завтрак и ужин для хозяев — много ли времени для этого требуется? К тому же Стернин часто стал задерживаться на работе, предупреждал по телефону, что поужинает в ресторане. Ну и много ли нужно было готовить? Сама она довольствовалась тем, что есть в холодильнике, а хозяйка все пыталась соблюдать диету, только не очень у нее это получалось.

И вот уже какой день в голове вертится мысль: а не уйти ли ей? Без Марины эта работа стала абсолютно не интересна. Может быть, найдет другое место, хотя в ее возрасте это не так просто, а может, и перестанет работать. Пенсия есть, да и скопила достаточно, чтобы жить, не думая о деньгах, хотя и помогала детям серьезно. Теперь оба сына крепко стоят на ногах, сами помогут в случае чего. И чем больше об этом думала, тем сильнее было желание уйти. Они, конечно, хорошие люди, да ведь редко бывали дома, в основном с Мариной приходилось общаться.

Какая девка вредная и упрямая была, а какой стала! Умница! И ее заслуга в этом немалая. Если не сказать больше, родители-то редко видели дочку. Теперь прямо-таки родной стала.

Ближе, чем сыновья! Они все-таки самостоятельные ребята, особо не делятся с матерью своими проблемами, а Маринка всегда советовалась с ней, рассказывала о своих переживаниях и радостях, увлечениях. С ней она сама себя чувствовала лет на тридцать моложе, теперь самые современные музыкальные группы безошибочно могла отличить одну от другой. И даже современный молодежный жаргон освоила. Наверное, все дело было в том, что у нее два сына, а всегда хотелось иметь дочку. Ну вот и получилось, что Мариша стала как бы ее дочкой.

Но вот Марина ушла, и все тут потускнело, да и хозяева как-то сдулись, мельче стали…

В кухню стремительно вошел Стернин в синем халате, с мокрыми волосами, сел за стол, придвинул к себе тарелку с кашей.

Чуть позже вошла Лилия Максимовна, уже одетая в костюм, тоже села за стол. Какое-то время они завтракали молча, а потом хозяйка резко сказала:

— И не надо все валить на меня!

Стернин положил ложку на стол, поднял кулак, чтобы грохнуть по столешнице, но в последний момент передумал.

— Девочки нет дома уже десять дней, десять дней! — с трудом сдерживая себя, сказал он. — Где она, чем занимается?! Ты, мать чертова, знаешь?! Ты хоть пыталась встретиться с ней, поговорить?

— А ты не догадываешься, чем она занимается? У них это вполне нормально, знаешь, как называется? Гражданский брак. И не надо орать на меня.

— С кем гражданский?.. Что это за человек?!

— Но ты же звонил режиссеру уже три раза! Он сказал, что все нормально, играет она хорошо, фильм получается интересный, что тебе еще нужно? У меня в клинике не самые лучшие времена, нужно думать о том, как привлечь клиентов, какую рекламу дать, кого уволить…

— Нет, ну это в голове не укладывается! Твою клинику я содержу, черт побери! А Марина не отвечает на мои звонки, отключила мобильник…

— Ты артисткой ее устроил, теперь сам расхлебывай свои дела. Спроси у Марии Петровны, что она думает по этому поводу. У нее с Мариной отношения были куда лучше, чем с нами, родителями.

— А кто виноват в этом?! — заорал Стернин.

— Извините, Лилия Максимовна, но меня об этом спрашивать не нужно, — холодно сказала Мария Петровна. — Вы, пожалуйста, завтракайте, я уберу, а там… видно будет.

Хозяйка отпила глоток кофе, со стуком поставила чашку на стол и выбежала из кухни.

— Нет, ну что творится, а! — крикнул Стернин вслед жене, разводя руками. — Сама паршивая мать и еще на кого-то обижается! Да Марии Петровне… вам, Мария Петровна, большое спасибо нужно сказать. Я вас очень прошу, не делайте скоропалительных выводов, а если честно — не бросайте нас в трудную минуту. Вы же видите, что творится… бедлам какой-то! Я вам прибавлю сто, нет, двести долларов в месяц.

— Да разве дело в деньгах, Иван Тимофеевич? Маринка перед уходом говорила со мной об этом парне, они любят друг друга, все у них хорошо. Вы настроены против него, а Маринка-то вся в вас, тоже упрямая. Не нужно на нее давить.

Стернин тяжело вздохнул, съел ложку каши, отодвинул тарелку, взял чашку с чаем.

— Мария Петровна, а если он окажется негодяем? Вы умная женщина… в отличие от моей жены… Что делать?

— Помочь Маринке. Она девочка умная, все понимает. Если на сей раз ошибется, второй раз такого быть не может. Верить нужно, Иван Тимофеевич. А то, что каждый из нас ошибиться может, так это все знают.

— Но в таком-то деле… Мария Петровна! Вы хоть меня понимаете, а? Дочка, любимая, единственная, спит с каким-то прохвостом! Каково мне?

— С чего вы взяли, что он прохвост?

— Все данные говорят об этом!

— А вы сами? Мудрый, проницательный человек, встретились бы с ним, посмотрели, поговорили, да и сравнили бы с Валерой. А потом бы и выводы делали.