Духовные учителя сокровенной Руси - Кирилл Яковлевич Кожурин

ложился на плечи выговского киновиарха, а также на постоянную необходимость иметь дело с различными представителями светской власти, с «мирскими» людьми, волей-неволей предаваться мирской суете, – не забывал Андрей Денисов и о духовном делании. Сохранились удивительные свидетельства о его ревности к непрестанной молитве. «Никогда же убо преклоняшеся в леность к молитве, – повествует автор его Жития, – аще бы и много предписанными трудами когда бы и отягощен, всегда бо по уставной службе, преданной от церкви всякому боголюбивейшему иноку и христианину творити, еще же и на всяк день в келии своей каноны глаголаше: Исусу сладчайшему, акафисту Пресвятей Богородицы, и Ангелу хранителю. К сему же и нощное келейное правило поклонами неотложно повсегда исполняше»[115].

Столь большое молитвенное правило, которое Андрей Денисов выполнял неизменно, даже находясь в дальних путешествиях или после тяжелых работ, никогда не было ему в тягость, поскольку на молитве он отдыхал душой. «Самое свойственное мняшеся быти упокоение, еже умныма и телесныма очима присно зрети на превысочайшее всетворителное Божие существо: и всегда поминати сладчайшее Божие имя…» К молитвенному правилу присоединялось ежедневное чтение Священного Писания. Многие места из Ветхого и Нового Заветов Андрей Денисов знал наизусть и при случае мог свободно цитировать.

Но даже в минуты усталости Андрей Денисов не позволял себе относиться к молитве формально. Некоторые выговцы, ставшие невольными свидетелями келейной молитвы киновиарха, передавали свое изумление увиденным. «Понеже убо блаженный любя безмолвие, да без препятия исполняет своя теплейшия ко Господу Богу молитвы, и во чтении священных писаний, да не отбегнет ум его от подобающаго тех внимания: и того ради по совещанию его поставиша ему братия келейцу малу, юже на три обитания преградиша: и в первом убо еже от сеней служащему ему брату жити, второе же для приятия приходящих к нему братии, третие же внутреннее для малаго упокоения плоти, на сон влекущияся; исполняше во вся дни нощныя молитвы, и келейное правило приношаше Господеви Богу присно, и тако ему в келии той благочестно живущу. В нощь некую глубоку, живый в преднем келии тоя обитании, служай ему брат, некоторыя ради потребы, отверзе двери, в среднее обитание, не ведый отверзеных сущих дверей во отческую внутреннюю обитель, в ней же зрит ужасное видение, полна бо бяше та небеснаго света, в нем же стояше блаженный, яко древний Моисей в синайском пламени, весь лицем красно светяся, а не опаляем стояше, приемля свыше, не скрижали камены, но благодать премудрости разума Божия, еже видев брат он, велиим ужасом устрашив себе, тако забывся стояше, не ведый что сотворити, и яко убо тому страхом и удивлением томиму сущу, абие преславное то видение от очию его скрыся»[116].

Другого видения в связи с Андреевой молитвой сподобился некий «странствующий Бога ради муж» Матфей Епифанович, живший одно время в Березовом скиту, а затем – в Петербурге. «Случися быти в предреченном (Березовом. – К.К.) ските у праздника, премудрый отец Андрей Дионисьевич… и праздноваше по чину церковному. Во обеденное время приобщишася и представленней трапезе: которой весма воздержным видом блаженный причащашеся, излишнее же елико можаше преминоваше, и после оныя еще духовное разглагольствие о древнем благочестии пространно произвождаше: то бо блаженному отцу и присное бяше попечение днем и нощию, еже в древнем святом законе поучатися. Егда же братия утруждьшеся телеснаго требоваху покою, тогда и он изыде вкупе во уготованное ему место: оное же бе вверху и мшиц холстины и полог предуготован бе. По тесноте же пустынных жилищ и предреченный муж Матфей Епифанович: таможде по близости онаго, от старейшины дому определен бе, упокоение имети, и сий нарочно несколько времени, после отшествия блаженнаго, ис покою в верх ожидаше: дабы отец непомешательно сном упокоение себе возъимел, и по доволном времени взыде онамо, идеже блаженный во уготованном пологу пребываше. Нарочно же учини зело тихим вхождением себе не яви, како бы не разбудити многоутружденнаго бдением отца. И се зрит блаженнаго в пологу стояща: в преди же его висяща малыя створы с изображением Божественных лиц. Он же пред ними зело обливаясь слезами усердно молящеся, настояше бо тогда солнечный день: и лучею света озарен вельми умилен являшеся, яко оному нечаянно от сего и ужаснутися сотворися. И ни когда же по смерти видящаго сие блаженнаго молитвенное деяние в забыть прейде, но присновоспоминаше, и отца прославляше, яко и по обеде не телесно упокоевашеся, но духовно паче молитвою прохлаждашеся…»[117] Это видение произвело на Матфея Епифановича такое неизгладимое впечатление, что он помнил его всю жизнь и перед смертью прибыл в Выговскую киновию, которой оказал немало благодеяний и в которой оставался до самой своей смерти.

Для Выговской обители Андрей Денисов не щадил ни сил, ни здоровья. Случившийся 15 мая 1727 г. пожар уничтожил все строения на Лексе. Надо было что-то срочно предпринимать. Решено было строить обитель на новом месте. Работа закипела. «Сам настоятель Андрей колик (сколь великий. – К.К.) труд подъя, колик подвиг показа, невозможно ми есть сказати словом, на всяк бо день хождаше на работы с сиротами, на всяк день надсматриваше работников. И толь велие попечение имеяше о строении, елико всех мужественных мужественнейший, всех крепких крепчайший и всех ревнивых ревнителнейший бяше и видяшеся, видяше сирот и больничников без покоев пребывающих и толико о сем боляше сердцем, толико скорбяше душею, яко всего нужнейшее дело имяше обители строение и кое дело совершися без онаго? Кое здание монастырское создася без того? Кая келия не име того основателя? Кая сень не стяжа его художника? Кое бревно не осязася руками оного? О руки блаженныя: кто ублажит вас по достоянию?»[118] – восклицает историк Выговской пустыни.

Новая обитель была построена, но это строительство значительно подорвало силы Андрея Денисова. Здесь приключилась новая беда. Будучи по общежительским нуждам в Каргополе, Андрей со своим спутником подвергся ночному нападению разбойников. «Вдруг настречю весма борзо едущия попались злыя некакия люди и закричали недоброгласно: „Что за люди?“ Извощик же отвеща: „Выговляне“. Они же диаволом на се научени суть, крикнуша: „О тот то нам и надобен“, и бросились, аки лютыя звери на блаженнаго отца, никакия им никогда досады не учинившаго, но точию им тогда прекротко тако глаголавшаго: „Помилуйте, добрые господа, чюжестраннаго человека“. Но они убо безмилостивии никакия милости над ним не учиниша: и толико его тогда озлобиша (избили. – К.К.), яко еле жива оставиша».

Весь избитый и изувеченный Андрей Денисов, был привезен на постоялый двор, где еще долго не мог придти в себя. О происшествии узнал воевода и другие представители городских властей, которые принесли выговскому киновиарху свои соболезнования. Многие советовали подать челобитную с описанием примет разбойников для их скорейшей поимки. Но Андрей Денисов не последовал этому совету, не дал волю мстительности. Он лишь смиренно говорил: «Аще попустившему их Создателю моему тако мя за грехи моя праведно наказати: то кто аз есмь бренный, земля и пепел, восхощу противитися святей Его воли, и благодетелей толиких, и таковых, духовно мя облагодетельствовавших, буду озлобляти. Не буди ми сего никогдаже сотворити». Так это дело и осталось без всякого расследования.

Андрей же, оправившись от полученных увечий, возвратился назад в монастырь. Однако с тех пор он начал недомогать. Особенно его мучили головные боли. Удивительно! Столько раз ему удавалось избежать преследования властей, тюрьмы, пыток, несмотря на козни обличаемых им яростных гонителей древлеправославия – митрополита Иова Новгородского, епископа Питирима Нижегородского и иеромонаха Неофита. А здесь, казалось бы, по глупой случайности «весма неприличное и самое такое безделное по изволению Божию прииде». Сам ни разу никого в своей жизни не обидевший, без всякой видимой причины, ни за что он был избит до полусмерти, и нанесенные ему увечья приблизили скорую кончину: 1 марта 1730 г., в третью неделю Великого поста, настоятель Андрей Дионисьевич, князь Мышецкий, скончался в возрасте 56 лет.

Незадолго до своей кончины случилось ему быть на Лексе. Здесь юродивая Ирина Повенецкая, обладавшая даром прозорливости, предсказала ему скорую смерть.