Серебристый луч надежды - Мэтью Квик

— Вот уж не ожидала, что придется такое сказать, но, может, тебе стоит прервать свои репетиции ненадолго и посмотреть матч с Джейком и с отцом? — говорит мама. — Ты же знаешь, я ненавижу футбол, но вы с отцом только-только начали снова разговаривать, и с Джейком ты едва помирился. Пэт, перестань гудеть, пожалуйста.

— Перед второй поддержкой ты должен поднять на меня глаза. Особенно перед тем, как я уйду в сальто. Тебе не обязательно смотреть на мою промежность, но ты должен быть готов вытолкнуть меня наверх, чтобы я прыгнула выше. Если не дашь мне толчок, когда согну колени, я не смогу завершить сальто и, скорее всего, разобью себе башку об пол.

— Пэт, я знаю, что ты меня слышишь, можешь гудеть, пожалуйста! Только посмотри на себя! — ярится отец. — Забрался в кроватку и гудит как маленький. «Птицы» проиграли Новому Орлеану всего три очка, а твой Баскетт вообще ни одного мяча не поймал. Шиш с маслом. Это все из-за твоих танцев, можешь быть уверен!

— Хватит из себя корчить заторможенную змею! Ты должен ползти на руках, а не извиваться, или вихлять, или какого хрена ты еще делаешь. Вот, смотри на меня.

В преддверии нашего с Тиффани выступления мы с каждым днем бежим все быстрее и быстрее, а добравшись до парка, последнюю милю одолеваем со всей скоростью, на какую только способны. Я всегда прибегаю первым — я же мужчина и к тому же отличный бегун.

— Чем это Тиффани тебя так держит? — спрашивает Ронни. Мы в подвале. Я заметил, что он выжал штангу весом шестьдесят фунтов всего один раз, еле-еле, и теперь отдыхает. Он пришел без предупреждения, якобы потренироваться. — Я ведь говорил, что надо быть с ней осторожнее. Даже не представляю, на что способна эта женщина, — а моя невестка способна на все, что угодно. На что угодно!

— Ты показываешь солнце руками. Стоишь посреди сцены и изображаешь собой солнце. И когда описываешь большой круг, твои руки должны двигаться плавно и неспешно — как настоящее солнце. Наш танец — это один день, от восхода до заката. Ты взойдешь и закатишься, как солнце, и все на сцене — под музыку. Понятно?

— Я хочу, чтобы ты поговорил с Тиффани и объяснил ей, как важно для тебя смотреть матчи «Иглз» вместе с отцом, — говорит мама. — Да не гуди же, Пэт! Пожалуйста, перестань!

— Вторая поддержка — самая сложная, потому что тебе надо выпрямиться, поднявшись с корточек, а я при этом буду стоять у тебя на руках, на уровне чуть выше плеч. Как думаешь, у тебя хватит сил? Если нет, можем придумать что-нибудь другое, но давай хотя бы попытаемся сейчас, а там поглядим.

— Почему этот танцевальный конкурс так важен для тебя? — недоумевает Клифф. Я поднимаю глаза на солнце, нарисованное на потолке его кабинета, и улыбаюсь. — Что такое? — спрашивает он.

— В танце я становлюсь вот этим. — Я показываю наверх.

Клифф следит за моим пальцем.

— Ты становишься солнцем?

— Именно. — Я снова улыбаюсь, потому что мне нравится быть солнцем, — ведь это благодаря ему у облаков появляются серебряные ободки.

К тому же, став солнцем, я смогу писать письма Никки.

— Перестань гудеть в трубку, Пэт. Я на твоей стороне. Понимаю, что ты хочешь научиться чему-то прекрасному у женщины. Помнишь, как я играл тебе на пианино? Но вся разница в том, что Кейтлин не заставила бы меня пропустить ни единого матча «Иглз», потому что она знает: это для меня больше чем футбол. Я все равно слышу твое гребаное гудение, Пэт, но я не замолчу и скажу все, что думаю! Неужели ты не понимаешь, что ведешь себя как ненормальный? И если завтра «Иглз» проиграют «Бакканирз», папа точно решит, что ты сглазил «Птичек».

— Ладно, свою часть ты запомнил, хотя бы приблизительно. А теперь посмотри на мою. Я буду говорить «поддержка» каждый раз, когда нужно будет делать поддержку, просто чтобы ты представлял, как мой танец увязывается с твоим. Но не волнуйся, главное — танцуй свое, а о связках я позабочусь. Хорошо?

Тиффани в облегающем трико и майке, как обычно, но прежде, чем она нажимает кнопку воспроизведения на стереосистеме, ее лицо преображается. Оно становится очень серьезным, почти мрачным. Грустные звуки фортепиано и переплетающиеся голоса наполняют комнату, и Тиффани начинает танцевать — прекрасно и печально. Ее тело движется так грациозно, что только теперь до меня наконец доходит, что она имела в виду, говоря про превращение плача в движение. Она прыгает, кружится, бежит, скользит.

— Поддержка! — выкрикивает она и падает замертво, чтобы тут же ринуться вверх вместе с музыкой.

Ее танец — одна из самых прекрасных вещей, что я когда-либо видел. Целую вечность любовался бы, и странное дело: глядя, как она взмывает и парит над танцполом, я будто снова качаюсь на волнах с малюткой Эмили. Так хорошо танцует Тиффани.

— Твой отец больше не ужинает со мной. И гулять мы тоже перестали. После того как «Иглз» проиграли «Бакканирз», он снова… Пэт, ну не гуди, пожалуйста!

В преддверии нашего с Тиффани выступления мы с каждым днем бежим все быстрее и быстрее, а добравшись до парка, последнюю милю одолеваем со всей скоростью, на какую только способны. Я всегда прибегаю первым — я же мужчина и к тому же отличный бегун.

— Я не уверена, что ты понимаешь, как много это значит для моей сестры, — говорит Вероника, пока я силюсь обрести дар речи: у меня просто челюсть упала, когда они с Эмили появились на ступеньках, ведущих в мой подвал. — Ты знаешь, что с тех самых пор, как умер Томми, она никогда не просила нас, свою семью, прийти посмотреть, как она танцует? Да что там, она вообще запрещала нам появляться на ее выступлениях, все два года. Но сейчас она считает, что станцует безупречно, так, что не стыдно и родственникам показать, — собственно, она твердо в этом убеждена, — и, хотя я очень рада за нее, мне страшно даже подумать, что она может сделать, если вы провалите выступление. Она не самый уравновешенный человек, Пэт. Ты же понимаешь это? Ты понимаешь, что неудачное выступление приведет к нескольким месяцам серьезной депрессии? Поэтому я должна спросить тебя, как на самом деле проходят ваши репетиции? Ты действительно считаешь, что вы сможете победить? Честно?

Прежде чем выключить свет, я долго смотрю в глаза Никки на фотографии. Изучаю ее веснушчатый нос, пшеничные волосы, спелые губы. Целую ее много-много раз.

— Уже скоро, — говорю я ей. — Я делаю все, что могу. Я не подведу тебя. Помни: «вечность начнется сегодня».

А вот я качаю мышцы: силовая скамья, подъемы ног, подъемы корпуса на «Стомак-мастере-6000», велотренажер, приседания, отжимания на кулаках, скручивания — все, что полагается.

— «Азиатский десант» подберет тебя… — Клифф с улыбкой кивает. — Ага, снова гудим, значит. Твоя мать говорит, ты ни с кем не хочешь обсуждать футбол, но ты же не собираешься в самом деле пропустить домашний матч?

— Самое важное в поддержках — они должны смотреться так, будто ты вообще не прикладываешь никаких усилий, точно воздух держишь. Должно казаться, что я парю. Ты понял? А раз понял, прекрати трястись во время танца. Блин, такое ощущение, что у тебя болезнь Паркинсона!