Джулия - Звева Казати Модиньяни

– Потеряли часы? Может, они еще найдутся, – попытался утешить его бармен.

– Перед вами нищий, – спокойно объявил Марчелло.

– Со всяким такое может случиться. А потом опять все может пойти на лад.

– Приятно иметь дело с умным человеком, – заметил Марчелло, протягивая бармену последние сто франков.

– Приятно иметь дело с таким симпатичным клиентом, – любезностью на любезность ответил бармен. – Если позволите, я угощаю.

Машина километр за километром пожирала шоссе, спускающееся в долину. Справа и слева белели заснеженные склоны гор. По тому, как Марта вела свою быстроходную красную «Феррари», чувствовалось, что к ней вернулась обычная уверенность. Она спешила подальше отъехать от места, отныне связанного для нее с малоприятными событиями. Ноги ее больше не будет в Сен-Морице!

Хотя перед отъездом из гостиницы мать и дочь заключили своего рода перемирие, Теодолинда с трудом сдерживала раздражение, сердито поглядывая на точеный профиль матери.

В гостинице Марта потребовала от нее отчета:

– Все-таки я хочу услышать, как тебе удалось сбежать из клиники и добраться сюда.

– А что, здорово это у меня получилось? – язвительно спросила Теа. – Без одежды, без денег, без документов. Как удалось, говоришь? А ты угадай.

– Ясное дело, тебе помогал мужчина. Наверняка этот голодранец Марчелло.

– Ты его не ругай, он молодчина. – Во время этого объяснения Теа смотрела по сторонам, пытаясь понять причину царившего в номере беспорядка. – Он ждет меня внизу. Я думаю выйти за него замуж.

– Ты прекрасно знаешь, что я могу его в порошок стереть, если захочу.

– Знаю. Но через два года никто не сумеет мне помешать. Два года пройдут быстро. Папа мне поможет, я уверена. Он не станет мешать моему счастью. Если бы несколько дней назад у меня была возможность подумать, я бы не согласилась на аборт. Зато когда стану женой Марчелло, у нас обязательно будут дети.

– Ты говоришь со мной так, как будто у тебя нет большего врага, чем родная мать.

– Ну вот, уже до врага дошли…

– Ты не можешь запретить матери думать о твоем будущем.

– Пустые слова.

– Неужто ты веришь, что твой титулованный прохиндей любит тебя?

У Марты был измученный вид, вокруг глаз – темные круги, волосы растрепаны. Она бы с удовольствием ослабила мертвую хватку и послала всех к черту. Чтобы перевести дух, она выпила большой глоток виски и закурила.

– Марчелло любит меня, – твердо сказала Теа.

– Марчелло любит меня! – передразнила Марта. – Скажите, пожалуйста, какая идиллия! Почему же в таком случае он разрешил тебе сделать аборт? Почему не стал поднимать шум? Почему не увез тебя на своем белом коне? Он знал о моем решении. И палец о палец не ударил. Даже по телефону не позвонил, чтобы высказать свое благородное несогласие.

– Ничего он не знал! – язвительный тон матери выводил Теодолинду из себя.

– Все он знал, все! И остался в стороне. Но если скажешь, что после того, как ты сделала аборт, он обезумел от горя, принялся рвать на себе волосы, поклялся меня прикончить, тогда я откажусь от всех обвинений и сама толкну тебя в его объятия. Если это так, тогда этот пьяница действительно тебя любит, тогда выходи за него, я тебя благословляю.

Марта прошла в ванную: горячий душ – вот что ей сейчас необходимо, вот что ее успокоит.

Теа обняла диванную подушку, вспомнив при этом своего любимого плюшевого медведя, которого выбросила в ту ночь, когда отец навсегда ушел из дома. Слова матери заставили ее задуматься. В самом деле, Марчелло не скандалил, не стучал кулаком по столу, не возражал против аборта. Он улыбался и говорил: ничего страшного. Мать права, он ее тоже не любит. Почему тоже? Да потому, что она не нужна матери, не нужна отцу. Марчелло соблазнил ее, думая только о себе: он искал любви, искал человеческого тепла. Но сам он не способен на любовь. Иначе он не позволил бы убить своего ребенка.

Когда Марта, приняв душ, одевшись, тщательно сделав макияж, вышла из ванной, Теа сказала:

– Отвези меня домой. Я хочу видеть отца. С Марчелло Бельграно у меня все покончено.

Мать вовремя сдержала торжествующую улыбку, понимая, что еще успеет отпраздновать одержанную победу.

Сейчас, сидя рядом с матерью в машине, Теа вдруг с удивлением подумала о том, что она не слышала от нее ни слова о скандальных фотографиях в газетах. Интересно, как она относится ко всей этой истории?

Лицо матери было непроницаемым, однако Теа понимала, что ей сейчас тяжело, как никогда прежде. Джанни Макки покончил с собой в соседнем номере, и при всей наивности Теодолинде хватило здравого смысла, чтобы догадаться: у истории с этим самоубийством будет продолжение. Имя отца мелькало в газетных рубриках, его на все лады склоняли газеты и газетчики, а мать, большая любительница перемывать косточки, словно воды в рот набрала.

Самое время завести разговор на щекотливую тему.

– Папа нашел себе подругу жизни, – насмешливо начала Теа, ревнуя отца к ненавистной женщине по имени Джулия.

– Нас это не касается, – сквозь зубы процедила мать.

– Врешь, мамочка. И надо сказать, у тебя это неплохо получается.

– Повторяю: любовные похождения твоего отца нас не касаются.

– А обвинение во взяточничестве? А то, что его арестовали? Он ни в чем не виноват, и ты это прекрасно знаешь. Разве не так?

– Виноват или не виноват, решит суд. Наше дело сторона.

– Это твое дело сторона. Я его дочь.

– Ну, если говорить о родственных связях, то ведь и я пока еще ношу фамилию Корсини. Официально наш развод не утвержден.

– Тем не менее ты хранишь гордое молчание. По телевизору показывают твоего мужа в наручниках, газеты печатают репортажи о его аресте, а ты невозмутима, как английская королева. Но я-то понимаю: ты только делаешь вид, будто тебе на это наплевать, а в душе злорадствуешь. Не забывай, я женщина и знаю, что такое ревность, вот почему я никогда не поверю, будто тебе все равно, крутит папа любовь с этой писательницей или нет. Если, конечно…

Она нарочно не договорила – ждала реакции матери.

– Если что? – спросила Марта.

– Если ты не знала правды раньше. И давно с ней не свыклась.

Марту вдруг словно подменили – от ее невозмутимости не осталось и следа.

– Ты спятила, – прошипела она.

– Может быть, – улыбнулась Теа. – А может быть, и нет.

Странно, что только сейчас она вспомнила, как мать говорила кому-то по телефону: «Он вышел из гостиницы «Риц». Опять с Джулией де Бласко». Когда она это слышала? Несколько месяцев или несколько лет назад? В любом случае давно. Сопоставив факты, Теа догадалась, что «опять с Джулией де Бласко» был ее отец.