Вереск на камнях - Ульяна Гринь

— Несите девушку в машину, надо срочно в больницу!

Ратмир сгрёб меня в охапку, а я уже даже не стонала. Ребёночка спасут, всё будет хорошо… Если успеют довезти до больницы…

Я оказалась на жёсткой кушетке в машине, надо мной склонились мама и докторша. Мама держала за руку, пока врач готовила укол или капельницу — я никак не могла рассмотреть. Машина вдруг качнулась — это Ратмир влез и втиснулся в узкое пространство между стенкой и кушеткой:

— Я с женой поеду.

— Ну куда вы все, — с неожиданной тоской протянула врач. — Ай ладно, Вася, гони в областную!

Я закрыла глаза. Машина рванулась вперёд, и мне пришлось ухватиться за кушетку, чтобы не съёхать по скользкой клеёнке. Мысли унеслись вперёд «буханки», головная боль стучала изнутри черепа, а сердце всё скакало, как ненормальное. Ладонью я нашла голубой камушек и стиснула его так, что ногти впились в кожу.

Первая жизнь, почему всё так плохо? Неужели я сделала что-то не так? Неужели я снова ошиблась, когда перенесла кусочек прошлого в будущее? Неужели за это я лишусь малыша, который растёт во мне?

Первая жизнь! Чтоб тебя волки съели! Ты меня ведёшь, как крысолов с дудочкой, куда тебе надо, так помоги теперь! Просто помоги, потому что сама себе я помочь не в состоянии!

Машину тряхнуло, она встала, раздался звук клаксона, и я широко распахнула глаза. Водитель за рулём выругался и заорал:

— Дура, куда лезешь?! Уйди с дороги!

Но тут же замолчал. Дверца сзади с лязгом раскрылась, и в машину, высоко задрав пышные юбки, влезла молодая цыганка. Оттолкнув Ратмира в угол, нависла надо мной, сказала, скаля в улыбке прокуренные жёлтые зубы:

— Руда, Руда! Что же ты делаешь?

— Кто ты? — угрожающе отозвался мой муж. Мама попыталась возмутиться, а докторша схватилась за какую-то железяку:

— А ну, вон из машины!

— Ай, пустые разговоры, — звонко рассмеялась цыганка, тряхнула головой, и все замерли.

— Кто ты? — повторила я слова Ратмира, чувствуя, как боль рвёт меня на кусочки, а цыганка схватила меня за плечи, прижав к кушетке, сказала властным низким голосом, как будто в фантастическом фильме:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Смотри на меня, Руда. Смотри на меня!

Май, 31 число

Я смотрела.

Я впилась в неё взглядом, видя каждую морщинку — те, что у губ, те, что у внешних уголков глаз, видя коричневые чёрточки на желтовато-зелёных радужках, видя прыщик на крыле носа…

Я была сосредоточена только на своей боли.

И та ушла. Отступила, спряталась, ушла.

Я вздохнула полной грудью, прислушиваясь к себе, обратилась чувствами внутрь, в глубину своего тела, в сокровенное чрево матери. Малыш… Он жил. Он даже толкнулся в этот момент, и я выдохнула.

Всё в порядке. Даже головная боль прошла.

Цыганка отстранилась и удовлетворённо сказала:

— Готово.

А потом начала снова тем самым низким голосом:

— Руда, ты должна беречь наследника.

— Кто ты? — снова спросила я. Её глаза смеялись, но сказала цыганка серьёзно:

— Я первая жизнь.

— Ты-ы-ы?! — изумилась я. Цыганка фыркнула:

— А чем я хуже других? — потом сказала низким голосом: — Это племя — мои вассалы, мои глаза, уши, мои тела.

— Я тебе зачем? — спросила, садясь на кушетке, придерживая живот. Малыш снова толкнулся, и я почувствовала его пинок ладонью, умилилась, растрогалась. Цыганка покачала головой, словно осуждая, ответила:

— Тебе не объять. И не надо.

— Ты как Мудрый Кайа, блин! Он загадками говорит, ты загадками говоришь!

— Кайа! — воскликнула цыганка. — Эти змеи! Они спутали мне все планы!

— Это как, интересно!

— Они вмешались в процесс эволюции. Они принялись скрещиваться с людьми. Они… Да что там говорить!

Цыганка взмахнула рукой, и я закатила глаза. Серьёзно, да? И спросила:

— А от меня-то тебе что надо?

— Расти ребёнка. Я не смогу всякий раз быть рядом.

— Я задала тебе вопрос! — разозлилась я. — А ты опять отговорки мне даёшь!

— Говорила уже — тебе не объять. Езжай домой и расти ребёнка. Он — главное!

И цыганка выскочила из скорой, взметнула яркой юбкой, исчезла из виду.

Я спустила ноги с кушетки, аккуратно встала. Ратмир мотнул головой, будто очнулся от ступора, и спросил:

— А где эта… Ситарка?

— Кто?

Я протянула ему руку, чтобы помочь встать, но муж сам ловко вскочил на ноги. Ответил:

— Ситарка. Ну баба эта, золотом звенящая.

— Цыганка, — я вздохнула. — Ушла. Мне надо домой… Маму надо растормошить.

— Как ты себя чувствуешь? — он взял меня в кольцо рук, и я на миг прильнула к широкой груди, черпая из сильного тела уверенность. Уверенность, что всё будет хорошо, несмотря на первую жизнь, на странности и на страх за ребёнка.

Вывернувшись из объятий, я быстро тряханула маму за плечо:

— Мамуля! Уходим! Дай телефон, я папе позвоню!

В общем, втроём мы выскочили из машины скорой помощи, и я потащила их за киоск. Мы оказались где-то на окраине города, и теперь надо было срочно звонить папе, чтобы на машине отвёз нас обратно. А ещё не попасться на глаза врачихе из скорой и не получить по ушам за «ложный» вызов!

— Как ты, доченька? — волновалась мама, пока я звонила папе. — Всё прошло? Но так не бывает!

— Как видишь, мам, бывает. Папа? Мы тут на улице… ммм… сейчас гляну! А вот, Новогиреевская! На пересечении с шоссе Энтузиастов… Да, ждём.

Сбросив вызов, я взяла маму за руку:

— Как твоё давление?

— Всё в порядке, — отмахнулась она. — Ты же чуть ребёнка не потеряла!

— Да, но… Похоже, у кого-то долгоиграющие планы на этого ребёнка.