Вереск на камнях - Ульяна Гринь

Я глянула на Ратмира. Он стоял, сжав руки в кулаки, и на его лице сменялись разные эмоции. От непонимания до гнева через страх. Я обняла его, а муж спросил напряжённо:

— Кто? Кто хочет забрать моего наследника? Ты дала обещание первенца?

— Нет, милый мой, нет! Но это странная история.

— Диана, о чём ты говоришь? — вступила мама. — Какие планы? Ты недоговариваешь!

— Мамуль, я сама ещё ничего не знаю. Но я разберусь, обязательно!

Обняв ладонями живот, пообещала кровожадно в пустоту улицы:

— Я уничтожу каждого, кто захочет отнять у меня ребёнка!

— Любая, — Ратмир обнял меня, словно укрыл от всего мира, а я устроилась в его руках, как раньше, как тогда, в каменном городе, когда мы исступлённо любили друг друга…

Папа приехал быстро — примчался, как на пожар. Хорошо, что у моего папки хотя бы было здоровое сердце, иначе он бы уже слёг от переживаний. И до Лагутина домчал он нас со скоростью звука. А там нас встретили взволнованные бабы.

Забава захлопотала надо мной, как квочка над цыплёнком. Мыська всё вилась рядом, потряхивая хнычущую Отрадушку — у малышки резались зубки и она ныла. Меня уложили на самодельный топчан, покрытый стареньким покрывалом, почти против моей воли — я всё порывалась встать или сесть. Но прибежал Лютик, вскочил на топчан и лёг рядом, уложив голову на мой живот. Буркнул:

— Лежи, хозяйка, лежи, коль говорят.

Мама спросила, присев на топчан:

— Диана, может быть, тебе лучше поехать с нами домой?

— Прости, мамуля, теперь мой дом тут, — ответила я. — Говорила же: не могу их бросить.

— Жена при муже должна быть, — ставила своё веское слово и Голуба, гремя чугунками. Интересно, откуда у неё чугунки? Или в избе нашла? А у меня заурчало в животе. Все услышали. Мама воскликнула:

— Боже, да ты голодная!

— Голодная, — призналась я. — Сейчас бы лося съела!

— Лося не добыл, — виновато сказал Бер. — Были там какие-то твари, аль я таких никогда не видал.

— Рогатые? — заинтересовалась я. Медведь кивнул. Я вздохнула: — Это коровы, их трогать нельзя.

— Я не трогал! — испуганно ответил Бер.

Откинувшись на скатанный из пледа валик вместо подушки, я рассмеялась. На душе стало легко и просто. Мама и папа тут, мои друзья, мои люди, которые прошли со мной огонь и воду, тоже рядом… Лютик ёрзает мордой по животу, уворачиваясь от пинков малыша.

О первой жизни и обо всём остальном я подумаю завтра.

Июнь, 6 число

— Оля, как ты себя чувствуешь?

Я знаком велела сиделке перевернуть больную с живота на спину. Помогать не буду — у меня седьмой месяц, надо быть осторожнее. Сиделка Ирина принялась профессионально поворачивать Олю, а та пожаловалась в процессе:

— Не знаю! Никак не чувствую!

Я оценила игру слов и уточнила запрос:

— Как ты ощущаешь своё тело?

— Пока всё так же, — ответила Оля, которую уже уложили на спину и подоткнули одеяло. — Но мне будто неловко, что ты так стараешься, а я всё ещё не могу ходить.

Я рассмеялась, складывая на столик флакончик с маслом жожоба для массажа. Оля смешная, она хочет всё сразу.

— Терпение, девочка, — фыркнула, приблизив к её губам джойстик управления кроватью. Оля ухватила его губами, подняла изголовье и спросила:

— Фотографии готовы?

Ирина кивнула, подвинув к лицу Оли монитор от компьютера.

Илья Андреевич сработал чётко. Через два дня после запроса у Оли появился ноутбук с управлением глазами, а у меня — два необходимых пособия по неврологии. Одно общее, второе специализированное по спинному мозгу. С этого момента мы начали свои развлечения. Оля просила Ирину снимать цветы в саду, потом переносить на ноут. А потом делала блог в дзене. Я читала. Очень толковые блоги получались!

А я учила неврологию.

Нервы в спинном мозге Оли были иссечены так чисто, что мне понадобилось несколько дней, чтобы попытаться понять, смогу ли я нарастить эти миллиметры волокон. Потом я попробовала. Нервы поддавались восстановлению, но очень медленно. Очень незаметно. Если бы не мой волшебный рентген, прогресса видно не было бы. А так я внимательно следила за изменением цвета.

Черепашьим ходом, понемножку каждый день пламенеющие красные точки в шейном отделе спинного мозга бледнели и успокаивались, не пульсируя в паническом темпе.

Ещё немного — и они сойдутся вместе, сольются, срастутся, как зелёные побеги обрубленных ростков.

Потрепав по холке ластящуюся Силки, я сказала Оле:

— До завтра!

— Пока, Руда! — ответила она рассеянно и обратилась к Ирине: — А в какую папку вы загрузили сегодняшние фотографии китайской гвоздики?

Я оставила их выяснять технические подробности и вышла из дома.

Вечерело. Закатное солнце уже не сияло, а светило ночником — мягко, устало, прощаясь с землёй. Лютик ждал меня у калитки, старательно отворачиваясь от бродивших вдоль забора кур. Те гребли лапкой траву, внимательно рассматривая глазом джунгли пырея и мокрицы на предмет насекомых. Я запретила собакам даже дышать в сторону кур, коз, кошек и прочей вольно гуляющей по деревне живности, вот Лютик и не дышал.

— Пошли, собакин! — позвала я его. Лютик сорвался с места и догнал меня, радуясь:

— Хозяйка, ура! Наконец-то! Я скучал!

— Я тоже, — улыбнувшись, погладила его между уже вставших ушей. — Голодная, как волк!

— Ой, и я, и я голодный! А дома варят похлёбку!

— Откуда ты знаешь?

— Чую!

Он поднял нос по ветру и принюхался. Потом сказал осторожно:

— Что-то странное, хозяйка.

— Что именно? — насторожилась я, оглядывая улицу. Кроме уже знакомых кур, никого не было. Даже птицы уже замолчали, спрятавшись по гнёздам. Вдалеке забрехала крупная собака, но тут же захлебнулась лаем, и снова стало тихо.

Да, что-то случится.

Но домой идти всё равно надо.

У ворот, которые Могута с Буселом поставили на место и даже запор соорудили, стояла нервная Дара. С момента попадания в современность служанка вела себя тихо, будто её тут и не было. Работала вместе со всеми, в свободное время плела из осоки половички, как научила её Мыська. А вот дочка Дары, Чернава, доставляла мамке хлопот.

Вот и сейчас Дара меряла шагами пятачок перед воротами и хлопала себя по юбке платья деревяшкой, которая у наших предков называлась «пранкой» — ею били бельё, чтобы постирать или опрать, как они говорили. Деревяшку вырезал Бер из соснового полена. Была она тяжёлой, увесистой, и я даже испугалась за Чернаву. В том, что Дара ждала тут именно дочь, сомнений быть не могло.