Лэшер - Энн Райс

— Вы не Лэшер, — сказала она. Последнее слово,казалось, растворилось у нее прямо на языке. — Вы обыкновенный человек.Просто мужчина, который стоит здесь, в моей комнате.

— Я Лэшер, — мягко произнес он, словно стараясьзащитить ее от грубого действия, которое производили на нее эти слова. — ЯЛэшер, и теперь у меня есть плоть. И я вернулся, моя прекрасная ведьмаМэйфейр. — У него было прекрасное произношение, он говорил оченьотчетливо, хотя и достаточно быстро. — Да, я теперь человек. Сотворенныйиз плоти и крови, моя ненаглядная колдунья. Если ты порежешь меня, потечеткровь. А поцелуешь меня — это лишь усилит мою страсть. Хочешь попробовать?

Она опять ощутила некое раздвоение сознания. К сожалению, кстраху невозможно привыкнуть; он не может состариться и даже не поддаетсядрессировке. Когда человека напугают до смерти, он, к своему счастью, теряетсознание. На какой-то миг ей показалось, что именно это с ней сейчаспроизойдет. Но допустить подобное Гиффорд никак не могла. Если она упадет вобморок, все будет потеряно. Поэтому она взяла себя в руки и, призвав всемужество, уставилась на мужчину, который стоял почти рядом с ней, источаяневероятно обворожительный, почти божественный аромат, и взирал на неесияющими, неподвижными и умоляющими глазами. Лицо у него было гладкое, как уребенка. И так же по-детски выглядели ярко-розовые губы.

Казалось, он не осознавал, сколь ослепительна его красота,или, по крайней мере, безотчетно пользовался ею, чтобы очаровать Гиффорд, абыть может, просто чтобы сбить с толку, успокоить, усыпить ее бдительность. Казалось,он видел не свое отражение в ее глазах, а только ее.

— Гиффорд, — шептал он. — Внучка Джулиена.

Неожиданно ее охватил такой невероятно гнетущий ужас, какимибывают лишь бесконечные детские страхи. Это был миг безумного помрачения.Ребенком она в такие минуты обычно вся скукоживалась и, стиснув колени руками,принималась рыдать, боясь при этом приоткрыть глаза, боясь каждого скрипа вдоме, боясь стонов матери, а также темноты и всего того кошмара, который та всебе таила.

Усилием воли Гиффорд заставила себя вернуться к реальности.Для этого она посмотрела вниз, желая почувствовать под ногами кафельный пол иувидеть надоедливо-настойчивое мерцание огня. Потом взглянула на рукинезнакомца — они были белыми, но с ярко очерченными, как у всякого взрослого,венами. Она перевела взор на его гладкий, без единой морщинки, как у самогоХриста, обрамленный темными волосами лоб. Она невольно обратила внимание наочертания его ровных черных бровей, благодаря которым еще ярче выделялисьглаза, особенно когда они были устремлены на нее. Покрытый блестящей и густойчерной бородой подбородок остро выдавался вперед.

— Я хочу, чтобы вы сейчас же покинули дом, —произнесла она, понимая всю бессмысленность и бесполезность собственных слов.

Гиффорд вспомнила о пистолете, который лежал в туалете.Только сейчас она поняла, что всегда искала повод применить его в деле. В еепамяти всплыли запах пороха и грязный тир с цементными стенами в Гретне.Казалось, она даже слышала бодрый голос Моны. И почти осязала большой идовольно увесистый предмет в своих руках, который сотрясался при каждом нажатиикурка. О, как бы он сейчас ей пригодился!

— Я хочу, чтобы вы пришли сюда утром, — продолжалаона, кивком головы стараясь придать своим словам больше веса. — А сейчасвы должны покинуть мой дом. — Она почему-то вновь вспомнила об ордене. ОГосподи, почему ей не пришло в голову его надеть! А ведь ей хотелось этосделать. «О святой Михаил Архангел, защити нас в делах ратных!» — Уходитеотсюда!

— Не могу, драгоценная моя, — медленно пропел он вответ.

— Вы несете какую-то чушь. Я вас не знаю. И повторяюеще раз: уходите.

Она хотела отойти в сторону, но не могла набраться смелости.

Внезапно его лицо утратило всякое очарование и сострадание,если таковое на самом деле было. Он глядел на нее внимательным взором, вкотором, возможно, прослеживалась некоторая горечь. Его лицо, как у всякогоребенка, было подвижным и одновременно спокойным. Промелькнувший в глазахвсплеск эмоций не оставил на нем ни малейшего следа. Особенно гладок исовершенен был его удивительно пропорциональный лоб. Любопытно, был ли Дюрер отприроды таким же совершенным?

— Прошу тебя, Гиффрд, вспомни меня, — продолжалумолять он. — Я тоже был бы не прочь тебя вспомнить. Когда ты увиделаменя, я стоял под деревьями. Расскажи мне, что ты видела. Помоги мне,пожалуйста, Гиффорд. Помоги мне сложить все в одну картину. Я совсем растерялсяв этом мире. И преисполнился таких древних страстей, как злоба и ненависть!Преисполнился вечных как мир равнодушия и боли! Конечно, когда я был невидимым,во мне присутствовала мудрость. И, разумеется, я был ближе к ангелам небесным,чем к дьяволу. Но меня манила плоть, и я не смог устоять. Я не хочу утратить еееще раз. Ни за что не позволю себя разрушить. Моя плоть будет жить. Ты знаешьменя, Гиффорд. Скажи, что это так.

— Я не знаю вас! — проговорила она, отшатнувшись ишагнув назад.

Их разделяло такое малое расстояние, что она не могларассчитывать на побег. Если бы даже она решилась это сделать, он тотчас бысхватил ее за шею. Стоило ей представить его пальцы у себя на затылке, как унее вновь затряслись поджилки. Ее охватил дикий ужас от сознания того, что он влюбой момент мог это сделать и никто не в силах его остановить; оттого, чтолюди вообще способны на такие поступки, и оттого, что она одна и совершеннобеззащитна перед странным незнакомцем. Охваченная этими мрачными мыслями, онавновь принялась требовательно уговаривать его покинуть дом:

— Уходите отсюда! Слышите! Немедленно уходите!

— Не могу, красавица моя, — слегка приподнявбровь, упорствовал он. — Поговори со мной. Расскажи, что ты видела, когдамного лет назад приходила в тот дом.

— Зачем я вам нужна?

Она отважилась сделать еще один, очень осторожный шаг назад.За ее спиной расстилался пляж. Что, если она побежит через двор по дощатой дорожкепрямо к заливу? Теперь морской берег казался ей пустынным пристанищем кошмарныхснов. Интересно, не снился ли ей когда-то очень давно этот ужасный сон?

«Никогда, никогда не произноси это имя!»

— Я теперь такой неуклюжий, — неожиданноразоткровенничался незнакомец. — Пожалуй, когда я был призраком, то былкуда более изящен, верно? Я мог прийти и уйти, когда мне было нужно. Теперь жеприходится странствовать по жизни так, как делают это все люди. Но мне нужнытолько Мэйфейры. Нужны они все до единого. Я хочу собрать их всех в тихойпрекрасной долине и петь для них под луной. Ведь прежде я с легкостью могсобрать вас всех в один круг. Но теперь у нас никогда не будет такого счастья,Гиффорд. Полюби меня, Гиффорд.