Храм океанов - Александр Прозоров

Там шла обычная хозяйственная жизнь: кто-то из мужчин тащил за овраг дурно пахнущую корзину, ему навстречу несли охапки с хворостом трое седых бородатых рабов. Вот скотники погнали к восточным холмам недовольно мычащих оленей — на выпас. Три женщины понесли к отмели свернутую в длинный валик покрывашку. Судя по размеру — из детской норы. Для постели великовата. Большая стайка детишек лет до десяти появилась на дальней тропе с большими корзинами, полными мягкого мха.

Многие смертные занимались работами полностью обнаженными. В густо населенном гнездовье людей было куда больше, нежели одежды. Молодые же ребята шастали голыми почти все — им излишков шкур почти не доставалось.

Увидев двух парней примерно своего возраста, старательно волокущих большущую бадью к заводи перед домом, Сахун скользнул вперед, спокойно прошел вдоль берега, не привлекая внимания излишней спешкой, нагнал рабов со стороны гнездовья и взялся за край толстой деревянной емкости:

— Давайте помогу!

— От Лахтаса прячешься? — понимающе подмигнул один из парней, второй же просто кивнул:

— Помогай, коли не лень…

Попытка слуги примазаться к легким работам, чтобы отлынить от тяжелых, была уловкой не новой, а потому особого удивления не вызвала. К тому же, втроем оно и правда легче.

Дотянув бадью до глубокой воды, слуги вместе опрокинули ее набок, хорошенько сполоснули и протерли изнутри, вычищая какие-то травяные лохмотья и темный налет, отволокли немного в сторону, ополоснули еще раз и понесли обратно. Вороны закружили сзади над водой и недовольно раскаркались, не найдя для себя ничего вкусного.

Трое юных голых рабов, занятых полезным трудом, внимания нуара, скучающего у полога, не привлекли. Дружными усилиями смертные затянули бадью в пустое стойло и поставили на место в углу, между шершавыми стволами сосны и ели. Тут беглец предпочел сразу отступить дальше в сумрачный угол, пока его не нагрузили новым поручением, нашарил низкий лаз над самой землей и нырнул туда. Попасться на глаза скотнику он не боялся: днем слуга должен был находиться на работе — или приглядывать за ящером, или раздавать поручения присланным в помощь подросткам.

Норы скотников когда-то были предметом его зависти: собственное жилище, личный мягкий гамак, место для вещей, которые хочется оставить только для себя. Мечта смертного! И хотя жизнь этих слуг была навсегда привязана к животным, подле которых они находились и днем и ночью, это казалось небольшой платой за доступный комфорт.

Однако сейчас, пожив в гнездовье Растущего, который одаривал этакой роскошью практически каждого раба, Сахун только презрительно поморщился: темно, вонюче, низкие потолки, сырость. А про его собственный просторный дом с очагом, припасами и прочными стенами лучше и вовсе не вспоминать!

У нор скотников была замечательная особенность — все они имели два входа. На тот случай, если соваться к разбушевавшимся зверям опасно, или наоборот — когда не хочется их потревожить. Нащупав внутренний лаз, проделанный здесь на высоте груди, Сахун нырнул туда, развел руки и на некоторое время замер, давая глазам время привыкнуть к темноте.

Вскоре во мраке один за другим зажглись светлячки, приученные то ли нуарами, то ли самим повелителем обитать в темных норах. В их мертвенно-голубоватом сиянии юноша полез наверх, благо стены из переплетенных ветвей и пальцами легко цепляться позволяли, и ногу давали куда поставить.

Вскоре нора разошлась, открыв обширные пространства справа и слева, ныне тихие. Тоже знакомые гнезда — в таких, над стойлами, отделенными толстым слоем переплетенных ветвей и корней, отдыхали по ночам молодые смертные. Отчего-то считалось, что над животными теплее. Но Сахун особых отличий от улицы никогда здесь не замечал.

Гнезд для смертных было много, но небольших — они возникали как бы сами собой, в сплетениях ветвей, и зависели только от размеров кроны использованных деревьев и от расстояния, на котором те стояли друг от друга. Гнезда и заселялись точно так же, случайным образом — когда подростки, отлученные от детских нор, искали себе место для ночлега. Смертные укладывались кто где придется — и на работы их отсюда звали точно так же, наугад.

От гнезда к гнезду, забравшись под самую кровлю, Сахун перелез на соседние деревья. Ходов здесь не было — просто сучья торчали достаточно редко, и между ними можно было пробраться. Характерный запах мокрой шерсти подсказал, что теперь он попал в более старую часть дома. Здесь жили старшие смертные — которым нашлось постоянное место среди забойщиков, истопников, варщиков, загонщиков, копателей или людей других сложных профессий. Здесь многие смертные ночевали в гамаках, все имели постоянные места в гнездах, одежду, а нередко — и покрывала. Именно последние и придавали кронам такой ощутимый аромат.

Все стражи и сам повелитель понимали, что умелого варщика или копателя глупо отправлять таскать дрова или вычищать мусор, а потому посторонние тут появлялись редко. Свое место, своя работа, свои знакомые, свой нуар.

За гнездами обученных рабов начиналась древнейшая крона. Где-то там, в центре, по слухам, стоял вечный дуб, в котором и была сплетена первая нора Повелителя Драконов. Она ничуть не изменилась — вот только лаз к ней от внешних стен вытянулся на добрую сотню шагов.

Вокруг обители властелина, само собой, жили нуары. Стражи, кроме самых молодых или явившихся на время из других гнездовий, имели каждый свою нору или гнездо, собственный гамак, отдельный проход к своему месту. Узкие лазы переплетались непостижимым образом, и даже вездесущие мальчишки опасались туда соваться: можно влезть утром с одной стороны и только через пару дней выбраться из путаницы ветвей где-нибудь в дальнем конце дома.

Некоторые старшие подростки утверждали, что это сделано специально, дабы запутать возможных хищников, что иногда забирались-таки в гнездовье. Но скорее всего — так вышло случайно. Ведь нуары умели повелевать растениями не хуже богов, каждый творил свое укрытие сам, проход к нему плел тоже самостоятельно… Вот в итоге и вышло, что каждый страж знал лишь, как попасть к себе домой. Влезь он в чужую нору — тут же неминуемо бы заблудился.

К счастью, даже самая древняя и толстая часть кровли имела то же основание, что остальной дом — толстые кривые сучья. Они были даже мощнее, чем в других местах. Но бывшего шкодливого мальчишку интересовало совсем другое. Пробираясь от тонких веток к толстым, он подкрался ближе к стволу, зашарил рукой по старым, уже сухим веткам, толкая их из стороны в сторону. В одном месте ветки поддались, раздвинулись, и беглец просунул голову в получившуюся прореху.

Здесь тоже были светлячки — десятка два, наверное, — освещавшие овальное гнездо с одиноким гамаком, накрытым мохнатым покрывалом, с парой старых сапог на полу и истертой поясной сумкой между ними.

Все, как и во времена детства: наиболее почетные места — возле покоев властелина, и здесь же — самые ветхие и старые стены, которые никто не пытался поправить уже десятки лет — ведь под толстой древней кровлей не бывает протечек, а тепло она держит куда лучше, чем легкие укрытия для молодых смертных.