Переводчица - Татьяна Семакова

пояснила, что через неделю я пересяду на место декретницы. Прохожу, довольная происходящим, и вижу Карину, примостившей на краешек стола свой зад и кокетничающей с коллегой-мужчиной.

— Познакомьтесь, это Диана! — громко говорит Алла. — Наш новый переводчик.

Все ту же поворачивают головы и смотрят с любопытством. Все, кроме Карины, которую начинает распирать от ярости. Благо, молча.

— Карина, Вас вызывает Сергей Викторович, — говорит Алла, а я сопоставляю слова Артёма о не справляющейся новенькой и понимаю, что во второй раз лишаю её работы. — Диана, — она поворачивается ко мне и дружелюбно улыбается, — сегодня Вы можете ехать домой, ждём Вас завтра в девять утра.

Она прощается, я знакомлюсь с коллегами, собираюсь уйти, но возвращается Карина. Кулаки сжаты, в глазах праведный огонь. Сейчас начнётся…

— Слушайте все! — начинает громогласно. Странно, что не забралась на стол.

Подбираюсь мысленно и чувствую, как начинают трястись руки от внутреннего напряжения. Чёрт, а ведь мне тут понравилось!

— Эта шалава!..

В кабинет быстрым шагом входит Артём, склоняется над Кариной и что-то шепчет ей на ухо. Та в ответ лишь злобно вращает глазами и нервно идёт к своему столу собирать вещи.

Мне же собирать ничего не надо, я прощаюсь с коллегами и выхожу, как ни в чём не бывало, рассчитывая поблагодарить Артёма, но его и след простыл.

Выхожу на улицу, иду на остановку и вижу его на лавке.

— Прикинул немного… — начинает туманно, но я перебиваю:

— Спасибо.

— Кофе? — тут же приободряется, а я тихо смеюсь в ответ:

— Кофе.

Почему бы и нет?

— Ничего, что я влез? — спрашивает уже за столиком.

— Что Вы ей сказали? — мне действительно интересно, как ему удалось так быстро её угомонить.

— Что если продолжит, уйдёт не по собственному желанию. Без почестей.

— Ммм, шантаж, — тяну, смакуя каждую букву и прикрывая глаза.

— Это первое, что пришло в голову, — вздыхает в ответ. — Слишком?

— Ага, — хмыкаю тихо, — слишком мягко.

— Ты не ответила, — резко переходит на «ты», а я делаю вид, что не замечаю. — Почему ушла?

— Думаю, ответ ты знаешь. Сделала глупость, пожалела, но фарш невозможно провернуть назад.

— Извини, что спрашиваю, но… с какой стати он помог тебе с новой работой?

— Он тоже сделал глупость, — пожимаю плечами и утыкаюсь взглядом в чашку кофе.

— Как ты смотришь на то, чтобы пойти со мной плюс один на ужасно скучный ужин?

Я догадываюсь, о каком ужине речь. Понимаю, что нужно отказаться.

— С удовольствием, — отвечаю с улыбкой.

Начинаю откровенно беситься. Три часа назад вошёл в образ и так же благополучно из него вышел. Где её черти носят?! Нахер! Не собираюсь больше протирать штаны на лавке под её окнами.

Решительно поднимаюсь и иду к машине, так шваркнув дверцей, что заложило в ушах. В очередной раз думаю, нахера согласился на этот спор. В очередной раз думаю, а в споре ли дело. Завожу мотор, сдаю назад и понимаю, что заблокирован подъехавшей тачкой. До боли знакомой тачкой…

Выходит. Нет, не выходит. Вылетает, как на крыльях. Порхает, едва касаясь каблучками асфальтового покрытия. Разворачивается и машет ему рукой. С искренней живой улыбкой, немного смущённой.

Он стоит, пока она не входит в подъезд, и начинает давать заднюю. Ещё минута и я бы выставил себя жалким.

«А ты каким хотел выглядеть?» — просыпается ехидный гандон. Этот вообще не дремлет, падла.

Если сейчас уеду, с брюнеточкой можно попрощаться. Уже не понимаю, что мной движет, заглушаю двигатель, выхожу и сажусь на лавку под её окнами подумать.

Налицо классический экзистенциальный кризис. Ещё месяц назад я даже не задумывался над тем, что меня окружает, сегодня я просто не знаю, чем занять свободное от работы времени. Бухать? Не хочется. Цеплять очередную бестолковую девицу? Тоже мимо. Чем я ещё занимался? Друзья… есть один, в Мюнхене. Слетать не получится, оставлять бизнес отца на долбанного турка нет ни малейшего желания, к тому же, послезавтра этот ужин. Что ещё? Работа. Больше ничего и нет. Н-да…

Достаю бумажник, достаю коробку и тупо пялюсь на надпись. А что, если бы не выпила? Что, если бы решила, что будь, что будет?

— Это что? — тихий, дрогнувший голос рядом.

Заталкиваю потрёпанную картонку обратно и убираю бумажник в карман.

— Ничего. Иди, куда шла.

Резко, грубо, отталкивающе. Вообще не то, что планировал, но она садится на лавку рядом и вытягивает ноги.

— Давай ты уедешь и забудешь сюда дорогу, а?

Она практически умоляет, а я морщусь, в очередной раз чувствуя себя дерьмом.

— Давай ты переедешь? — хмыкаю в ответ. — Если б мог, давно забыл.

— Выбрось пачку. Тебе не нужна была эта случайность.

— Не нужна, — говорю честно, — как и тебе. Но всегда есть «но», да?

— Я не думала об этом. И не хочу.

И мне бы следовало. Поворачиваю голову и смотрю на неё. Куда она шла? В магазин? Переоделась в джинсы, на голове всё тот же пучок. Шпилька за шпилькой…

— Я так хочу тебя, что ни о чём другом думать просто не в состоянии, — говорю то, что сидит в мозгу, и сразу чувствую облечение. — На столько, что фактически изнасиловал тебя в сортире самолёта. На столько, что даже не вспомнил о элементарной контрацепции. На столько, что не мог найти слов, чтобы извиниться. На столько…

— Пошли, — она поднимается и протягивает мне руку.

— Секс из жалости? — кривлюсь в ответ. — Спасибо, я пасс.

— Как знаешь, — пожимает плечами и возвращается к подъезду, бросив через плечо: — Я оставлю дверь открытой.

Такое ощущение, что мне выпотрошили душу и разложили содержимое рядом, чтобы я вдоволь насмотрелся на уродливые останки. Слышу, как открывается окно, знаю, что она смотрит, знаю, что поднимусь, но почему-то медлю. Такое ощущение, что переступлю не просто её порог, а какую-то едва заметную линию, после чего уже не смогу вернуться на исходную. Моя персональная точка невозврата.

Поднимаюсь и иду к машине за упаковкой презервативов. На всякий случай смотрю на её окна, но не горит даже свет. Подхожу к подъезду и вижу, что дверь слегка приоткрыта: подложила какой-то камень. Поднимаюсь, долго стою у двери, прежде чем решаюсь опустить ручку. Попробовать опустить ручку. Поддаётся. Медленно открываю и вижу её в проёме в спальню абсолютно обнажённой.

Все мысли тут же оставляют мою голову. В квартире не горит даже ночник, но её фарфоровая кожа как будто светится в темноте, притягивая взгляд. Она прислоняется бедром к косяку, а я закрываю за собой дверь и приваливаюсь к ней спиной. Я не хочу торопиться. Не хочу набрасываться на неё с порога, хочу