Аллегро на Балканах - Александр Михайловский

– Так, значит, для нас нет никакого смысла вести переговоры с этими людьми? – прикусив губу, спросила императрица.

– Абсолютно, – подтвердил канцлер, – турки вообще любые соглашения соблюдают только из-под палки, а эти власти еще к тому же и временные, ибо Османская империя – это не Англия, и либералы в дикой природе там не выживают. Националисты в этом смысле – куда более приспособленные, и именно они появятся на сцене в следующем акте.

– В Сибири они у нас появятся, на каторжных работах, – отрезала императрица, – или на виселице с мешком на голове, ибо не может быть такого, чтобы турки с националистическими убеждениями не поучаствовали в резне инородцев и иноверцев. Мой брат приказывает вешать участников погромов в христианских селениях на древе после самого короткого разбирательства, и мы будем поступать так же на землях, которые отойдут под нашу руку.

– А с либералами что делать? – спросил канцлер. – Ваш брат ждет ответа – вести ему с ними переговоры о перемирии или выполнять наш первоначальный план?

– Никаких переговоров, Павел Павлович, – ответила императрица, – или ты у меня совсем состарился и размяк?! Пусть Мишель передаст этим, гм, деятелям, что мы примем у них только безоговорочную капитуляцию, и если они не захотят сдаться моему брату, пусть пеняют на себя, ибо в таком случае вести с ними «переговоры» прямо на стамбульских улицах будет уже мой Сашка. А вот если сдадутся, то возможны самые благоприятные для них варианты – например, вассальный нашему Величеству Ангорский эмират с высокой степенью самоуправления, в котором нынешние правители сохранят свои посты, ибо они нас более чем устраивают… Но земли, населенные христианами, я у них в любом случае отрежу, пусть и не надеются на иное. А если они не согласны, то мой супруг устроит им аудиенцию у Создателя Всего Сущего, ибо нет у нас времени возиться со всякими недоумками. В общем, ответ наш следует составить в стиле фельдмаршала Суворова. Капитуляция прямо сейчас – воля и наша милость, начало Константинопольской операции – неволя, штурм столицы – смерть всем, кого застанут с оружием в руках, и тем, кто будет руководить османской бандой. На размышление – двадцать четыре часа. И передайте от моего имени сигнал в Севастополь – готовность номер один. Начало операции – на рассвете восемнадцатого числа. Если турецкое правительство к тому времени капитулирует, то десантный корпус должен без боя занять вражескую столицу, не допуская насилия по отношению к мирному населению, а если не сдадутся, то все должно идти по плану. Ну как, Павел Павлович, устраивает вас такой ответ вашей ученицы?

– Более чем, Ольга Александровна, – склонил голову канцлер, – в такие минуты я не испытываю ничего, кроме гордости за то, что хорошо научил вас всему, что должен знать и уметь настоящий глава Государства Российского.

– Да, Павел Павлович, – сказала императрица, – с тех пор, как мы впервые встретились, прошло чуть более трех лет, а кажется, что это было вчера. Ну да ладно, отложим вечер воспоминаний до лучших времен, а сейчас вернемся к текущим делам. Я, например, до сих пор не уверена, стоит мне присоединять завалявшуюся под боком Румынию к территории своего государства или, обкорнав территории, вернуть ей хотя бы ограниченный суверенитет, отпустив на вольные хлеба. Поскольку я знаю будущее этой страны в вашем мире, то аргументы про и контра для меня почти уравновешивают друг друга…

– Вы знаете, что я не сторонник беспредельного расширения российских пределов, – сказал канцлер, – но не думаю, что в данном случае вольные хлеба – наилучший выход и для Румынии и для Российской империи. По моему мнению, наиболее правильным будет вариант применения того типа отношений, которые ваш дядя Вилли установил с разными вроде бы самовластными германскими монархами – например, с королем Баварии. Но есть одно исключение – этой цыганской стране не стоит позволять иметь собственную армию, а ее политический класс предварительно следует подвергнуть жесточайшей прополке и перевоспитанию.

– Дядя Кароль ни за что не согласится на такой афронт, – вздохнула русская императрица. – Он старенький, и перед смертью хочет немного отдохнуть на свободе. При этом его племянник – это нечто вроде облака в штанах, и разбирается он только в одном предмете – своей любезной ботанике.

– В таком случае пусть правящей вассальной королевой станет ваша двоюродная сестра Мария Эдинбургская, – сказал канцлер. – Находясь в родстве сразу и с российским и с британским королевским домом, это особа по знатности кроет всех Гогенцоллернов-Зигмариненов. И, кроме того, это очень умная и деятельная особа, которой просто тесна нынешняя роль жены наследника престола. А ее муж пусть перейдет в статус принца-консорта – это тоже весьма важная роль – чтобы румынской королеве не пришлось пробавляться любовниками.

– Ну хорошо, – сказала Ольга, – в настоящий момент румынское королевское семейство гостит у меня в Одессе под довольно таки нестрогим арестом. Во избежание, так сказать, негативных нюансов. Надо послать им приглашение через мою канцелярию, прибыть на аудиенцию в Гатчину – например, двадцатого числа. Думаю, к тому времени Сашка с Михаилом уже разрешат нам вопрос Проливов, и разговаривать по Румынии мы сможем, уже не оглядываясь по сторонам.

16 августа 1907 года, вечер, Стамбул. Дворец султана Долмабахче.

Ответ участников Балканского союза на предложение нового турецкого правительства о переговорах был обескураживающе грубым и бескомпромиссным. Послание русской царицы с личными дополнениями болгарского царя и сербской королевы больше всего было похоже на ультиматум, неисполнение которого влечет потерю всяческих возможностей для дальнейших переговоров. Сдавайтесь или умрите. Мол, война у нас не с бывшим султаном Абдул-Гамидом, пусть даже он злодей и мерзавец, а с турецким государством, допускающим избиения безоружных как способ разрешения внутри- и внешнеполитических конфликтов. На протяжении пятисот лет грабежи, насилия и убийства составляли главную суть существования Османской империи – и теперь русские и болгарские армии пришли к Стамбулу, чтобы навсегда положить этому конец. Единственная возможная уступка, при условии немедленной безоговорочной капитуляции – оставить частичную турецкую автономию в рамках существования вассального Российской империи Ангорского эмирата с сохранением в нем нынешней династии. В случае если турецкие власти отвергнут это предложение, то территории бывшей Османской империи, скорее всего, напрямую войдут в состав российской державы.

И тут же – приписка от имени болгарского монарха, что Болгарское Царство требует выдачи для суда и последующего наказания бывшего султана Абдул-Гамида, а также великого визиря Мехмеда Ферида-пашу и сераскира Мехмеда Реза-пашу, являющихся прямыми и непосредственными виновниками гибели множества невинных людей. При этом молодая сербская королева присоединилась к этому требованию, добавив, что к ответственности необходимо привлечь не только главарей, отдававших преступные приказы, но и тех, кто непосредственно принимал участие в бесчинствах, грабил, насиловал и убивал.

– Это невозможно… – тряся щеками от возмущения, в растерянности пробормотал султан Мехмед Пятый, когда ему зачитали телеграмму-ультиматум, – мы не можем выдать на расправу неверным своего единокровного брата, как бы мы к нему ни относились! И уж тем более для нас немыслимо отказаться от титулов турецкого султана и халифа, повелителя правоверных, превратившись в простого эмира, подвластного царице неверных урусов.