Левиафан и либерафан. Детектор патриотизма - Юрий Поляков

«Ну, погорячился…»

— …Юрий, а давайте интервью — не про ваш юбилей?

— Попробуем.

— Я не так давно ездил в Донбасс. Вернулся — и вот думаю: почему лишь каплями просачиваются в Новороссию мастера искусств, писатели? Там уже побывали Кобзон, Александр Ф. Скляр, Прилепин, Пореченков, Шурыгин. А почему другие не едут?

— Ну, потому что фронтовые бригады должен кто-то организовывать. Они сами по себе не создаются. Это серьезная работа. Надо подобрать людей, которые этого хотят, которые это умеют. Надо организовать их переезд, надо это профинансировать. Вот как это было, когда в Афганистан ездили.

— Ну, тогда ЦК КПСС, ЦК комсомола этим занимались.

— Да, и творческие союзы очень активно работали. Пока мы были под американцами, вроде они и не нужны были, а теперь…

— Стойте! Как мы были под американцами?

— А так! У нас все 1990-е годы не было ни внешней политики своей, ни суверенитета. Скажите спасибо нашим либералам. До сих пор, когда вспоминаю Козырева и Гайдара, хочется найти свою старую рогатку. И президент Путин это признает, что мы сравнительно недавно реальный вернули суверенитет.

— Нет, он признает, что агенты ЦРУ сидели в Кремле где-то, но чтобы нас оккупировали американцы…

— Я говорю не об оккупации, а об отсутствии суверенитета. То есть, решения принимались несамостоятельно, по указке. Как только стали принимать самостоятельно, «эге!» — сказал Барак Хусейнович — и начались эти санкции.

— Как-то вы слишком образно, Юрий, про это говорите.

— Это я еще сдерживаюсь. Кстати, в Америки снова разрешили называть негров неграми…

— Это к чему?

— Просто так.

— Ну, ясно… Знаете, даже обидно было… Вот мы едем, едем и я смотрю — там указатель — Краснодон. Я думаю: вот здесь молодогвардейцы боролись с фашистами, а после войны Александр Фадеев приезжал, собирал материал для своего романа.

— Я знаю, Сергей Шаргунов хочет что-то о Донбассе написать. Видимо, Захар Прилепин тоже что-то напишет. Но желательно, чтобы не сразу набело. А то нынешние писатели прозу с фейсбуком путают. Фадеев-то «Молодую гвардию» долго писал — старался.

СССР подорвался на бомбах

— А вот ваше чутье писательское что подсказывает? Дальше — опять война?

— Думаю, до мира далеко. То, что произошло с Украиной четверть века назад, Лев Николаевич Гумилев называл бы зигзагом истории. Это такие события, которые происходят вопреки объективным геополитическим законам и логике. Но так сложились субъективные обстоятельства. Рано или поздно этот зигзаг распрямится. Так вот, распад Советского Союза по административным границам, а не по историческим и культурно-этническим, привел к тому, что были заложены бомбы под тогдашнее разграничение, которые начали взрываться. Первым взорвалось Приднестровье. Следом Осетия, Абхазия. Вот теперь дошла очередь до Украины.

— А если позвать саперов, и эти бомбы обезвредить…

— Как? Они не могли не взорваться, эти бомбы. Потому что в суверенных государствах, которые все без исключения стали развиваться как этнократические режимы, оказались довольно крупные русские общины. Там живут русские люди, у них менталитет примерно такой же, как у нас. Русский харьковчанин мало отличается от ставропольца, а русский эстонец от псковича. Поэтому сделать из них украинцев, как и из русских в Приднестровье сделать румын, — невозможно.

Напомню, наши либералы (где моя рогатка?) все 1990-е годы потакали утверждению этих этнократических режимов. Тогда у власти у нас были люди, называвшие Россию «Эта страна». Короче: «этастранцы». Мы содержали за счет дармовых нефти и газа националистов Украины, мы содержали за счет транзитов и различного рода транспортных услуг националистические режимы Прибалтики и так далее. Что, в Москве тогда не знали об эсэсовской ностальгии во Львове или Риге? И это делалось специально.

— Да ладно… Не может быть!

— Нет, не ладно! Люди, которые сидели в 1990-е годы в Кремле, считали, что «эту страну», эту «империю зла» они частично разрушили, а теперь ее нужно обложить по периметру враждебными режимами. Если бы с самого начала сказали, допустим, Прибалтике — не дадите избирательные права русским — не получите цветных металлов. А если бы Украине сказали: не прекратите морить людей своим «мовоязом», будете платить за газ, как Европа. И что? Не было бы никаких этнократических режимов. Рухнули бы. Я, кстати, писал об этом еще в 90-е, сейчас вышел двухтомник моих интервью, и вот если полистать первый том — там все написано. Когда-то нажим на русских должен был вызвать сопротивление. Вот и появились Приднестровье, Абхазия, теперь — Донбасс и Луганск. Кстати, я бы на месте прибалтов задумался: что лучше — кочевряжиться над «оккупантами» или жить в мире…

— И что — другого не было дано?

— Если бы Украина была федеративной, если бы русские в Одессе, в Харькове, в Донбассе, в Луганске могли спокойно говорить по-русски и праздновать 9 мая, любить Жукова, а не галицийского Бандеру, — эта страна могла бы просуществовать очень долго. Как, например, существует Бельгия, разноплеменная и разноязыкая. Как ни странно, наши «этастранцы», желая окоротить Россию, в конечном счете разбудили русское самосознание и в центре и на местах, привели к консолидации русского мира, который существовал, но по разные стороны границ и тихо… Началось сращивание разъятого русского мира. Этого не остановить. Даже Австрия была вынуждена превратиться в Австро-Венгрию. Уверен, такие же превращения ждут и Прибалтийские лимитрофы. Литовская Русь уже, кстати, была.

…И о риторике войны

— Некоторые писатели сетуют, что цензура поднимает голову в России… А вы как считаете? Вам кто-то запрещает писать, говорить, выступать?

— Мне нет. О наступлении цензуры говорят либералы, а они странные люди. Я наших либералов называю гормональными.

— Как?

— У них нет системы идей, совокупного взгляда на мир, а есть какое-то органическое неприятие «этой страны», непонимание ее интересов. Когда они были у власти в 90-е, цензура была, на НТВ Гусинского человеку с русским менталитетом и лицом вообще было не прорваться. Слово «патриот», если помните, было ругательным. В 1993 году после того, как я опубликовал единственную в центральной прессе статью против расстрела Белого дома — «Оппозиция умерла, да здравствует оппозиция!» — меня прикрыли везде, где можно и повыбрасывали из учебников, энциклопедий и так далее.

— Так я не про тогда, а про сейчас!

— Чтобы понять, есть ли цензура, надо «тогда» сравнить с «сейчас». Я, как главный редактор «Литературной газеты», с цензурой не сталкиваюсь, никто мне не говорит, что это надо печатать, а это — нет. В последний раз Чубайс жаловался главному акционеру, что ЛГ его щиплет. Но это было давно. Как писатель я и вообще цензуры не чувствую. Наоборот, просят: поострей, Михалыч! Да, наша информационная риторика стала жестче. Но это специфика войны. Мы находимся в состоянии войны информационной.