Левиафан и либерафан. Детектор патриотизма - Юрий Поляков

— И вы сейчас это приветствуете? Вам это приятно, ласкает слух?

— Ласкает, а что? И я понимаю, что такое огромное пространство, разноязыкое, разноконфессиональное, разноклиматическое, по-другому удержать невозможно. У Булгакова в «Днях Турбиных» есть монолог, по-моему, Мышлоевского про Россию. Вот, говорят, Гражданская война, всё разваливается. Да ничего не разваливается, отвечает Мышлоевский. Россия как стол. Ты можешь его на ножки поставить, на бок, всё это будет Россия. Имеется в виду, что за многие столетия это огромное пространство выработало свою форму государственности, которая вне идеологии, вне социального или экономического устройства стремится облечься в свою, привычную форму. Причем, началось это раньше, чем принято думать. Зачем Ельцин вернул двуглавого имперского орла, если хотел строить страну, приятную во всех отношениях?

«Вот я приезжаю в воинскую часть и обязательно прошу, чтобы мне дали в мишень пострелять»

— Вы сказали про «Белую гвардию». Недавно знакомый вам режиссер Снежкин поставил фильм по этому роману и Мышлоевского там играет Михаил Пореченков. Как вы оцениваете последние события в Донецке, с ним связанные?

— Абсолютно нормально. Пореченков имеет военное образование, хотел стать офицером, следовательно, у него особое отношение к оружию. Вот я служил в армии, и когда приезжаю куда-нибудь в воинскую часть, обязательно прошу, чтобы мне дали в мишень пострелять. Это же нормально. По-мужски. Лучше, наверное, чем спьяну дирижировать оркестром.

— То есть, артист в войнушку не наигрался?

— А если и так? Он часто играет военных и роли ему удаются. Смелый человек приехал в воюющий регион, подошел к пулемету уникальной конструкции, дал очередь по мишеням… Что случилось-то? И я бы так сделал, если бы разрешили. Интересно, если бы так же поступил, скажем, певец-депутат Розенбаум, не чуждый ратной романтики, наши либералы тоже возмутились бы?

— А на каске у него было написано «Пресса». Нормально?

— Ну и что? А он должен был взять каску и написать «Стреляйте в меня»? Смешно же.

— Так пресса не может быть с пулеметом, правда?

— Неужели? А почему же в гимне журналистов поется: «С лейкой и с блокнотом, а то и с пулеметом…» К сожалению, нет на касках надписей «Актер» или «Искусство». Мне кажется, скандал абсолютно надуман. И надуман теми, кому киевская власть нравится, а новороссийская не нравится. Почему, я не знаю. Как может нравиться власть, которая жжет в Одессе людей, обожествляет Бандеру, мерзавца и убийцу? Это какое-то помешательство части нашей интеллигенции. Гормональный либерализм.

— Вы просто как на телевизионном шоу выступаете. Кстати, недавно вы сказали, что политические ТВ-программы оболванивают людей. Я тогда подумал: как смело, ведь Поляков сам в ящике нередкий гость. То есть, вами тоже пользуются?

— Если вы заметили, я всегда говорю то, что думаю. И если иной раз совпадаю с официальной точкой зрения, значит, эта точка зрения мне близка. Писатель, всегда согласный с властью, — подлец. Писатель, никогда не согласный с властью, — дурак. Вот и в случае с Украиной я так думаю. Там исправляется зигзаг истории, который произошел в 1991 году. Ведь распад Советского Союза произошел не по историко-культурным и этноязыковым границам, а по достаточно произвольным административным линиям внутри большой страны.

— И как это всё исправить? Пойти по югославскому варианту? Вы хотите всё затопить в крови? Политика не для того же создана, чтобы с помощью телевизора натравливать одних людей на других.

— Нормальные политики должны понимать, что когда часть большого народа попадает в чуждое, а то враждебное для него этнократическое пространство, естественно, люди начинают думать, как минимум, о федерализации, как максимум, о собственном государстве. Могла Украина сохраниться? Могла, если бы там не стали строить этнократическое общество, основанное на агрессивной украинской идее, дали бы каждому региону жить по своим обычаям. Так нет же! Вы хотите, чтобы у вас был украинский мовояз и Шухевич вместо Жукова? Ради бога. А другие хотят говорить по-русски, и чтобы у них был маршал Жуков. Они говорят: «Почему я должен становиться украинцем лишь потому, что кому-то на Галичине пели украинские колыбельные, а потом он пересел в Киев? Нам-то пели русские колыбельные!»

— Так всё поменялось после майдана. До этого в течение двадцати лет украинцы и русские как-то договаривались между собой, даже Ющенко переварили.

— Правильно. Только благодаря терпению русских. Они надеялись, что подростковый украинский национализм остепенится, повзрослеет, а он пошел в сторону скинхедства. Кроме того, Януковича все не любили. И вдруг, после майдана, им сказал: «Шиш вам, а не ваш собачий русский язык. Кто не скачет, тот москаль!». Вы бы восстали? Я бы восстал. И теперь это уже необратимо. Современный украинский язык — это же мовояз. Там много лет работает специальный институт, те слова, что совпадали с русскими, меняются на что угодно — латынь, немецкий, польский. Помню, ещё до всех событий я был в гостях у видного украинского политика. Он пригласил меня на обед с местной интеллигенцией. И чем они развлекали друг друга весь вечер? Один другого спрашивал: а ты знаешь, как теперь будет пуговица? Как? Он называл, и все хохотали, просто со стульев падали. Но смех закончился, начались кровь и слезы. Почитайте мою публицистику, я обо всем этом писал, предсказывал…

— А вы писали, например, как сдали русских в Туркмении за туркменский же газ?

— Об этом я не писал, я же не могу обо всем писать. Я — литератор, а не журналист. Зато я писал, как сдали русских в Прибалтике. А вы, насколько помнится, нет!

— Вы не хотите делать больно президенту?

— Во-первых, я не личный врач Путина и уколов ему не делаю. Во-вторых, если изучу проблему — напишу. Кстати, с начала 90-х я писал о том, что не вижу системы и настоящей государственной политики в отношении русских, оставшихся за границей России. Сейчас выходит двухтомник с моими интервью с 86-го по 2014 год. Первый называется «Государственная недостаточность», а второй — «Созидательный реванш». Там все написано. А в Туркмению надо съездить.

— Ваш коллега Эдуард Лимонов тоже хороший писатель. Он тоже говорит то, что думает, просто сейчас по Украине они с властью совпали. Его стали приглашать на госТВ, но зрелище это жалкое: когда-то свободный, независимый человек теперь работает на подтеках у Зюганова и Жириновского. Вы не боитесь, что для кого-то выглядите так же?

— Кому-то важно казаться, мне важно быть. Да, человек, говорящий вещи, выстраданные и искренние, иной раз выглядит не так выгодно, как тот, кто просто «надевает модную политическую рубашку». И что? Ряженого за версту видно. Но на ток-шоу я ходить стал реже. Мне не нравятся эти хоры лояльности, где нужно друг друга перекрикивать. Особенно это видно в передачах Петра Толстого. К тому же, там одни и те же люди, как в дорогом ресторане. В 90-х после статьи «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция», направленной против ельцинского беспредела 93-го, меня довольно долго не звали на ТВ, а приглашать начали, когда стало понятно, что либеральное единодушие всем надоело. В истории нашего государства было мощное течение мысли — консервативное, охранительное, после революции консерваторов затолкали в темный угол. Но иногда они возвращаются.