По Южной и Центральной Африке - Эмиль Голуб

Однако собака его оставалась поблизости от дерева и с громким лаем носилась вокруг хищницы.

Мы поспешили на лай и оказались на небольшой поляне. Из травы торчала голова коровы. Между тем Африка уже заметил с седла хищницу. Прежде чем мы успели ее разглядеть, загремело его ружье для охоты на слонов. Только после этого я увидел львицу, прижавшуюся к траве. Голова ее откинулась назад. Стрелок перебил зверю второй шейный позвонок. Сразу же вслед за выстрелом собака, хорошо известная белым жителям Тати, бросилась на львицу и, вцепившись ей в ухо, оттянула голову назад. Затем подскочили матабеле и начали колоть зверя.

Оказалось, что хищница не убила корову, но вырвала большой кусок мяса из области крестца, а затем принялась пожирать вывалившиеся через проделанное ею отверстие внутренности. Мы тут же избавили бедное животное от мук. Шкуру львицы Африка оставил за мной.

Уже после того как я повстречал Африку на Чобе, Кама[48] выслал его из страны за охоту на страусов и львов. Теперь он приехал в Тати, чтобы за известное вознаграждение получить от Лобенгулы[49] лицензию на право охоты за страусами.

Прежде чем расстаться с Тати, я хочу рассказать о необычайном событии, происшедшем в доме Пита Якобса в феврале 1876 года. В то время старый охотник со старшими сыновьями и дочерью охотился за слонами в южной части страны матабеле. Жена же его осталась в Тати со второй дочерью, помолвленной с мистером Броуном, двумя маленькими сыновьями и слугой-масарва.

Ночь уже спустилась на холмы, прилегающие к реке Тати, сон объял жителей фактории, и только через полузакрытую дверь жилища Якобса, состоявшую из двух створок, и окошко над ней наружу проникал слабый свет. Дом голландского охотника состоял из четырех тонких стен, опиравшихся на тонкие бревна, обмазанные красной глиной. Заходившая за стены двускатная крыша была сделана из жердей и травы. Деревянная перегородка делила внутреннее помещение на две комнаты, из которых большая служила столовой, ванной и кабинетом, а меньшая — семейной спальней. Вдоль стены столовой тянулась деревянная скамья, а у другой стены близ двери стоял простой деревянный стол. Под окном, закрывавшимся ставней, находилась швейная машина — подарок Броуна своей невесте. Скамья была короче стены, и остававшееся свободным пространство заполняли сундуки с одеждой. Во втором помещении стояли только две грубо сколоченные кровати, из коих одна располагалась против входа, проделанного в перегородке близ окна, а вторая — непосредственно у входа.

В момент происшествия Броун, пришедший в гости к своей невесте, еще находился у нее. Слуга давно заснул в хижине, стоявшей напротив дома, мать семейства ушла спать к детям. Она лежала с младшим, трехлетним мальчиком на кровати, напротив входа, а второй мальчик спал на другой. Когда дети уснули, мать стала время от времени вставлять слово в разговор своей дочери с женихом (они находились в первой комнате). Чтобы дополнить картину, скажу еще, что домашняя кошка против обыкновения уселась у открытого окна.

В это время факторию почтил своим визитом голодный леопард, который перед этим несколько дней охотился в окрестных зарослях без всяких результатов. Он обходил один загон для скота за другим, но все краали были окружены высокими колючими изгородями. Тогда хищник приблизился к жилищам людей, рассчитывая разжиться хоть несколькими курами. При этом он тихо обошел и вокруг счастливого семейного очага Пита Якобса. Заметив кошку, леопард решил, что с голодухи и она сойдет. Он подполз поближе и прыгнул. Однако кошка своевременно заметила своего врага и, соскочив с окна, спряталась под швейной машиной. Хищник же, к ужасу жениха и невесты, очутился посреди комнаты, причем сам перепугался. Оглушенный криками людей, ослепленный светом свечей, зверь совсем обалдел и стал искать укрытия. Зарычав, он привстал, оглянулся и бросился в темную дыру, которая оказалась входом в спальню. Тут жених и невеста снова закричали, ибо в спальне лежала беззащитная мать семейства с двумя детьми. Госпожа Якобс заметила животное, которое вскочило в ее комнату и спряталось под кроватью, и спросила, кто это. Жених и невеста, желая ее успокоить, ответили, что это всего лишь собака. «Если собака, то почему вы так кричите?»— спросила она. Полагая, что в комнату забралась гиена, женщина взяла на руки лежавшего рядом мальчика, и, совершенно забыв о втором сыне, выбежала в переднюю комнату, настаивая, чтобы молодые люди назвали ей зверя.

Они признались, что это был не сервал[50] и не гиена, а леопард. Мать огласила комнату жалобными стонами и хотела броситься в спальню, чтобы спасти свое дитя. Ее пришлось удержать силой.

В спальне на стене висело несколько заряженных ружей для охоты на слонов, но от страха и волнения все о них забыли. Под рукой оказался только большой кухонный нож. Тут госпожа Якобс вспомнила, что рядом в хижине спит масарва и что его ассегай мог бы сослужить лучшую службу, чем нож. Слугу немедленно позвали. Решено было, что, вооружившись ассегаем, Броун войдет в спальню, а невеста с фонарем в руках за ним. Как только на леопарда упал луч света, он громко заворчал и прыгнул из своего укрытия на кровать, где, несмотря на шум, продолжал спокойно спать пятилетний Якобс. Женщины в ужасе снова закричали. Им казалось, что, если ребенок еще и жив, то гибель его неотвратима. Однако хищник опустился на кровать непосредственно перед мальчиком или за ним, не обратив на него ни малейшего внимания. Мальчик даже не проснулся и на следующее утро очень удивился, узнав о ночном происшествии.

Леопард сидел на задних лапах и, скрежеща зубами, рычал на людей. Чтобы помогать жениху советом и лучше освещать сцену действия, дочь Якобса, держа перед собой фонарь, оперлась на Броуна, а госпожа Якобс, желая лучше видеть происходящее и в случае надобности ободрить в нужный момент детей, оперлась на дочь. Под этой тяжестью Броун едва держался на ногах. Ясно, что в таких условиях он не мог нанести зверю смертельный удар и едва пропорол ему шкуру. Леопард тотчас же бросился на врагов, и когти хищника впились Броуну в голову и шею. Тут под тяжестью дочери с матерью и любопытного слуги-африканца, который в свою очередь оперся на госпожу Якобс, Броун вместе с леопардом рухнул на пол. Лишившись опоры, упали, верные в беде, и госпожа Якобс с дочерью и слуга-масарва. Леопард очутился вдруг на двигающейся груде тел, из которой неслись крики на голландском, английском и языке сесарва. При падении фонарь погас и наступил такой мрак, в котором даже леопарду