Халхин-Гол. Первая победа Жукова - Владимир Першанин

Борис сообразил, что речь идёт о его предшественнике, получившем тяжёлое ранение. Его вроде бы списали, к чему этот разговор?

– Не знаю, – осторожно ответил Боровицкий. – Что, совсем ему плохо?

– Плохо, что ты забываешь о товарищах. Сгоняй в госпиталь, проведай его и других раненых из своего батальона. Авторитет зарабатывают не только словами, но и заботой о подчинённых.

Обидную фразу проглотил молча, лишь уточнил:

– Завтра с утра обязательно сгоняю, проведаю старика. Сегодня вроде поздновато.

– Заблудиться боишься? Езжай сейчас же и не тяни. До полевого госпиталя всего шесть километров. Возьми мой броневичок, скажи, что я приказал.

Борис Яковлевич ни разу до этого не садился в броневик. Лёгкая машинка БА-20 с пулемётной башней на крыше оказалась тесной и нагретой, словно кочегарка.

– Броневую заслонку я открыл, – сообщил старшина, командир машины, – ветерком на ходу продует. Ну что, двигаем?

– Двигаем! – бодро отозвался Боровицкий.

Если на вершине горы было ещё терпимо, то в степи жара к пяти часам вечера достигла высшей точки. Старшина сам сидел за рулём, горячий воздух не приносил прохлады, хотя машинка катила быстро. Боровицкий никогда не думал, что броня может нагреваться до такой степени. Как же люди воюют в этих кочегарках?

– Жара всего лишь полбеды, – рассуждал словоохотливый старшина. – Хреново, что японские лётчики за броневиками охотятся. Знают, что это командирская машина. Недавно такой же БА-20 с делегатом связи под бомбу угодил. Из трёх человек водитель лишь уцелел.

– Пули броню не пробивают? – поинтересовался Борис Яковлевич.

– По-всякому. Если издалека лупанут, то рикошет идёт. Пилоты, которые отчаянные, с двухсот метров могут уделать. Тогда броня не спасёт, она всего-то шесть миллиметров.

Комиссар невольно посмотрел вверх. Старшина это заметил и начал рассказывать, как подбили броневик с делегатом связи. Бомба рванула рядом, осколки продырявили броню в нескольких местах, загорелся двигатель.

– Капитан вместе с командиром машины внутре остались. Сгорели оба, как головёшки сделались. Я видел, лучше бы…

– Помолчите лучше, товарищ старшина, – не выдержал Боровицкий. – Голова гудит.

Другую обиду нанёс часовой возле госпиталя. Он обратился к Борису по званию.

– Вы куда идёте, товарищ старший политрук?

Не слишком высокое звание оставалось у комиссара батальона. Какое положено по должности, присваивают не сразу. А «старший политрук» всего лишь уровень роты.

– Я комиссар батальона. Застегните воротник и встаньте как положено.

Красноармеец подчинился и объяснил, как найти нужную палатку. В брезентовом шатре для командиров и политработников было жарко. Брезент у земли подняли, откинули полог. Легче от этого не сделалось. В просторной палатке царила духота, хуже, чем на солнце. Бывший комиссар батальона лежал в лёгкой пижаме, скрестив на груди руки, словно покойник. Боровицкого поразил цвет кожи – бледно-серый, неживой.

– Это я, товарищ комиссар. Здравствуйте.

– Борис? Не ждал… молодец, что приехал.

Раненый произносил слова очень тихо, врастяжку, с заметным усилием. Стало ясно, что дела его неважные. Боровицкий торопливо передавал приветы от сослуживцев, пытался весело рассказывать о положении дел. Сообразив, что комиссар не реагирует, спросил:

– Может, вам чего нужно?

– Водки, – раненый приподнял жёлтые и сухие, как у ящерицы, веки. – Я бы водки выпил и холодной воды. Печёт в животе.

– А где врачи? Почему никого не лечат?

Бесцеремонно вмешался в разговор раненый, лежавший на соседней койке.

– Нормально лечат. Ты не привязывайся к бате, политрук. Не слышал, он водки просит?

– Нельзя водку, – растерянно отозвался Боровицкий, уже не обращая внимания, что его понизили до рядового политрука.

– Всё ему можно, да и я бы не отказался выпить.

– Не захватил я ничего. Слишком быстро собирался.

– Какого хрена с пустыми руками ехал? Болтовнёй заниматься, как на своих политзанятиях?

– А вы, собственно, почему грубите? Я…

– Плохо мне, Борис, – громко и отчётливо вмешался в перепалку комиссар.

– Сейчас врача позову.

Боровицкий поднялся и шагнул к выходу. Хорошо, что появился повод исчезнуть отсюда. На выходе он обернулся. В углу сильно кашлял другой раненый, а тот, который грубо обругал Бориса, подвинулся ближе к комиссару и успокаивал его:

– Нормально, батя, помирать нам не время. Ты Гражданскую войну прошёл, а тут какие-то япошки. Будем жить и не кисни.

На спинке раскладного парусинового стула висела лётная гимнастёрка с двумя шпалами в голубых петлицах – майор авиации. В лучах заходящего солнца блестели два ордена Красного Знамени и отливала вишнёвой эмалью Красная Звезда. Награды, полученные за воздушные победы в Испании и в небе над Китаем. Ордена, о которых Борис Яковлевич мог только мечтать. Заработать их можно, лишь ставя каждый день свою жизнь на кон, отбрасывая страх. К этому батальонный комиссар Боровицкий готов не был. 

* * *

Другой лётчик, гораздо моложе прославленного майора, поднялся в те дни в воздух в составе истребительной эскадрильи. Это был Павел Яценко, недавно выписанный из госпиталя в городке Тамцак-Булак. Выписывать его не хотели, считая, что рана до конца не зажила.

Паша настаивал. Кроме того, на медиков давили. В передовых частях не хватало командиров и в первую очередь лётчиков. Лейтенант получил самолёт И-15 бис, точно такой же, на котором летал до своего первого боя. Однако новый истребитель, запущенный в серию всего два года назад, не вызывал у молодого пилота прежнего восхищения.

Деревянный биплан с крыльями одно над другим имел скорость 380 километров в час. Цельнометаллический японский истребитель Ki-27 «Накадзима» летал значительно быстрее. С ним мог драться на равных лишь наш ястребок И-16, но Павел не успел пройти переобучение. В любом случае лейтенант был готов сражаться.

Это был первый боевой вылет Паши Яценко после месяца лечения в госпитале. Он совершил несколько пробных полётов, с машиной справлялся неплохо, и командир звена похвалил его.

– Молодец, Паша. Уверенно держишь истребитель. Только чаще головой крути, верхнее крыло частично обзор перекрывает. Зато у тебя четыре пулемёта, а у японца лишь два.

– Так точно, товарищ капитан. Это серьёзное преимущество.

Личный состав в полку быстро менялся. Пришли новички, не успевшие понюхать пороха. Павел, участвовавший в единственном бою и сумевший сбить вражеский бомбардировщик, считался подготовленным пилотом.

Эскадрилья приближалась к реке. Яценко чётко держал дистанцию и поглядывал на молодого лётчика, который то отставал, то рывками догонял командира тройки. Пилот был молодым добровольцем, сдавшим экзамены в училище досрочно. Он прибыл в Монголию в мае, но к боевым вылетам его не допускали. Проходил обкатку и сегодня, после двух месяцев тренировочных полётов должен был впервые вступить в бой.