Голос крови - Елена Арсеньева

Ася входит.

И видит Наталью за столом администратора. В ее руке – телефон Федотова. Наталья смотрит на него и плачет, и слезы падают на дисплей.

Ася стоит молча, глядя на ее вздрагивающие плечи.

Наталья ничего не замечает, ничего не слышит, и только когда Ася, сняв кофтец и шкуру, осторожно кладет их на диванчик, Наталья резко оборачивается. Телефон выскальзывает из ее рук и падает под стол. Наталья проворно наклоняется было поднять его, но вдруг замирает и оборачивается к Асе, так и не дотянувшись до телефона:

– Тебя отпустили?

– Нет, – качает головой Ася. – Я сбежала.

– Значит, это ты… – бормочет Наталья, выпрямляется – и вдруг начинает пятиться от Аси. Потом сгребает со стола стопки бумаг, договоров, распечаток – и швыряет в нее. – Это ты! Не подходи ко мне! – Теперь в Асю летит стакан с карандашами и ручками, журнал регистрации и калькулятор. – Не подходи! Помогите!

Она хватает трубку городского телефона, пытается набрать номер, но руки у нее так трясутся, что трубка вместе с телефоном падает на стол.

Наконец Наталья хватает ножницы и угрожающе заносит их:

– Не подходи! Не подходи ко мне!

Между прочим, Ася и не подходит. Даже не пытается! Стоит столбом, ничего не понимая. Какая муха укусила Наталью?! В чем она обвиняет Асю?!

И вдруг до нее доходит… Наталья сходит с ума, потому что узнала о смерти своего возлюбленного!

– Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал? – спрашивает она.

– Да я сама поняла, кто еще мог его убить?! – кричит Наталья.

– Балда ты… – тихо говорит Ася. – Я не про то спрашиваю. Кто тебе сказал, что Федотов убит?

– Твое какое дело?!

– Да я и так знаю, – устало пожимает Ася плечами. – Тебе сказала та, кого он в своем телефоне зашифровал как «Любовь», да?

Ножницы звенят в руках Натальи, так она дрожит. А потом она падает на стул, закрывает лицо одной рукой и начинает рыдать в голос, захлебываясь и причитая, так что невозможно разобрать ни слова.

– Я его не убивала, – говорит Ася, дождавшись, когда всхлипывания чуть затихают. – Ты что, думаешь, я с пистолетом расхаживаю по улицам?! Бред какой-то! Это было просто ужасное стечение обстоятельств. Меня саму чуть не убили там, на Крутом съезде. Бусыгина ранили, еще одного… одного человека ранили, полицейского, а Федотова убили. Как раз в тот момент, когда он на меня набросился. Может быть, эта пуля попала бы в меня, а попала – в него. Так что…

Она хочет добавить: «Не я его убила, а та, что послала его на меня напасть!» – но язык не поворачивается.

– Боже ты мой… – бормочет Наталья. – Да ведь все равно! Все равно – это все из-за тебя! Серьги разные! Носки разноцветные! Пятнадцать пробирок в штативе! – бессвязно бормочет она и снова начинает истерично кричать: – Чтоб ты провалилась, пакость глазастая! Всюду нос суешь! И в телефон его уже сунулась! Какое твое дело, кто как был зашифрован! Сейчас все номера там уничтожу – и все, и никакой связи никто не найдет!

У Аси вдруг ноги начинают дрожать, такую она чувствует усталость. Усталость и печаль…

Она тяжело опускается на корточки и начинает собирать с пола все, что разбросала Наталья.

– Уничтожишь номера, как уничтожила файл Федотова в этом компьютере? – тихо спрашивает Ася. – Но, во-первых, ты его в корзину сбросила, а не уничтожила, поэтому он как был в компьютере, так и остался. Кроме того, я его сохранила и сделала скриншоты страниц, на которых анализы Федотова еще есть, – и тех же страниц, на которых его фамилии уже нет. И тебя на видео сняла, когда ты за компьютером сидела… понимаешь, там время указано – и на скриншотах, и на видео… и ясно, что только ты могла сведения уничтожить, больше никто. Так что… Понимаешь? Все, что ты сделала, было напрасно.

У Натальи огромные, расширенные, недоверчивые глаза. Кажется, все, о чем говорит Ася, доходит до ее сознания каким-то кружным путем.

– Ты врешь…

– Нет, не вру, – качает Ася головой. – Тебе кажется все это слишком сложным? Но это просто. Даже для меня. Если ты толком не умеешь работать на компьютере, то я умею очень хорошо. Никогда не надо недооценивать противника.

Она выпрямляется и складывает на стол бумаги. Они все перемешаны, ох, сколько времени понадобится, чтобы их разобрать!

Устало садится на стул…

– Почему? – наконец выдавливает Наталья. – Почему ты все это сделала?

– Почему? – в упор смотрит на нее Ася. – Ты еще спрашиваешь?! Да потому что ты отправила Федотова напасть на меня. Ты знала, что я поздно вечером пойду к Бусыгину, ты даже плащ мой кетчупом залила, чтобы я именно поздно вечером туда пошла! Ты знала, что такое Крутой съезд, какое это темное, гиблое место! И не только на меня Федотов нападал. Сначала – на Валю, чтобы она не могла выйти на работу, чтобы у тебя появилась возможность ее заменить, прийти в этот кабинет и взять у Федотова кровь якобы на определение гена дальтонизма… А зачем дальтонику определять этот ген, он ведь и так знает, что он дальтоник?! Этот ген в крови матери определяют, чтобы знать, будет ребенок дальтоником или нет… Тут вся штука состояла в том, что это тоже анализ ДНК, верно? Все его компоненты такие же, как в анализе на определение отцовства… А на другой день Федотов устроил эту дурацкую сцену в кабинете на Сенной, якобы сперму сдать хотел! Он всех отвлек, а ты в это время подменила пробирки. Ту, в которой была кровь Олега Климова, ты спрятала в карман, а в штатив, предназначенный для отправки в Москву, поставила ту, которую брала накануне у Федотова. Дома в холодильнике ее держала, чтобы кровь не свернулась, да? Ну что же, вполне профессионально! А потом пробирку с кровью Климова ты сунула в штатив в подсобке, чтобы ее утилизировали. Вот откуда пятнадцатая пробирка взялась. Так?

Наталья смотрит исподлобья затравленно. Но она еще не собирается сдаваться. Она ищет лазейку! И наконец выдавливает чуть слышно:

– Что за ерунда! Ерунда! С чего ты взяла, что это Федотов приходил… который сперму сдавал? Разве его можно было…

И осекается, понимая, что чуть не проговорилась.

Да, собственно, проговорилась!

– Разве его можно было узнать, хочешь ты спросить? – невесело усмехается Ася. – Можно! Думаешь, надел белесый парик, каскетку – и все, и он стал неузнаваем? А щеки у него от бритья были синеватые, как у всех брюнетов… Я сразу это заметила и поняла, что никакой он не белобрысый. Но, конечно, в ту минуту ничего еще не заподозрила. А когда увидела его… уже там, на земле, на Крутом съезде… уже мертвого, у него тень лежала на щеках, и я этого белобрысого брюнета вспомнила. А потом вгляделась – и узнала того мужчину, который приходил кровь сдавать, ну, он еще ручку забыл, а ты вслед за ним выбегала, помнишь?

– Пакость глазастая… – беспомощно выдыхает Наталья, и вдруг Ася понимает, что больше не может, ну не может вытерпеть от нее ни одного оскорбления, даже самого малого.