21 урок для XXI века - Юваль Ной Харари

сути, японское государство заново изобрело синтоизм. Традиционный синтоизм был пёстрой смесью анимистических верований в разных богов, духов и призраков, и у каждой деревни или храма имелись свои любимые божества и обычаи. В конце девятнадцатого и начале двадцатого века японское государство создало официальную версию синтоизма, исключив из неё многие местные традиции. Этот «государственный синтоизм» был дополнен современными идеями о национальности и расе, позаимствованными японской элитой у европейских империалистов. Все элементы буддизма, конфуцианства и самурайской феодальной этики, которые могли быть полезны для усиления преданности государству, тоже пошли в дело. В довершение всего главным принципом синтоизма стало поклонение японскому императору, который провозглашался прямым потомком богини солнца Аматэрасу и живым богом[127].

На первый взгляд эта странная смесь старого и нового кажется крайне неподходящей для страны, ступившей на путь стремительной модернизации. Живой бог? Анимистические духи? Феодальная этика? Всё это больше подошло бы племени эпохи неолита, чем современному промышленно развитому государству.

Тем не менее всё получилось. Япония модернизировалась с головокружительной скоростью, а у населения формировалась фанатичная преданность государству. Самым явным свидетельством успеха государственного синтоизма стал тот факт, что Япония первой в мире разработала и применила высокоточные управляемые ракеты. За несколько десятилетий до того, как США создали «умную бомбу», и к тому времени, когда нацистская Германия начала разработку ракет «Фау-2», японцы уже потопили десятки вражеских кораблей с помощью «крылатых бомб», которыми управляли пилоты-смертники, известные как камикадзе. Если сегодня точность наведения управляемых ракет обеспечивают компьютеры, то во время Второй мировой войны Япония использовала обычные самолёты, начинённые взрывчаткой и управляемые людьми, готовыми пожертвовать собой. Такая готовность к самопожертвованию была следствием презрения к смерти, которое культивировал государственный синтоизм. Таким образом, камикадзе появились благодаря синтезу передовых технологий и передовой религиозной индоктринации[128].

Сознательно или нет, но многие правительства сегодня идут по японскому пути. Они используют универсальные инструменты и структуры современности — и в то же время опираются на традиционные религии, стремясь сохранить национальную идентичность. Аналогами государственного синтоизма в Японии в той или иной мере можно считать православие в России, католицизм в Польше, шиитский ислам в Иране, ваххабизм в Саудовской Аравии, иудаизм в Израиле. Какой бы архаичной ни выглядела религия, немного воображения и грамотная интерпретация почти всегда соединят её с новейшими технологиями и самыми сложными современными институтами.

Порой ради укрепления своей уникальной идентичности государства создают абсолютно новые религии. Ярчайший пример этого можно наблюдать сегодня в бывшей японской колонии — Северной Корее. Северокорейский режим воспитывает своих граждан с помощью фанатичной государственной религии чучхе. Это смесь марксизма-ленинизма, некоторых древних корейских традиций, расистской веры в уникальную чистоту корейской расы и обожествление семьи Ким Ир Сена. Никто не называет Кимов потомками богини солнца, но им поклоняются с таким усердием, с каким не чтили ни одного бога в истории. Возможно, памятуя о поражении Японской империи, жрецы северокорейской религии чучхе упорно настаивали на добавлении в волшебное зелье ядерного оружия, называя его разработку священным долгом, ради которого можно пойти на самые большие жертвы[129].

Служанка национализма

Независимо от того, как будут развиваться технологии, мы вправе ожидать, что споры о религиозной идентичности и религиозных ритуалах по-прежнему будут влиять на использование технологий и сохранять способность вызвать мировой пожар. Самые современные ядерные ракеты и «умные бомбы» могут быть использованы для разрешения богословских споров о средневековых текстах. Религии, обряды и ритуалы продолжат сохранять своё значение до тех пор, пока возможности человечества будут зависеть от сотрудничества масс, а сотрудничество масс — от веры в общие мифы.

К сожалению, всё это действительно делает традиционные религии частью проблемы, а не инструментом её решения. Религии по-прежнему обладают политическим влиянием, поскольку способны укреплять национальную идентичность и даже могут спровоцировать третью мировую войну. Но когда речь идёт о решении более чем актуальных глобальных проблем двадцать первого века, они не способны предложить практически ничего. Многие традиционные религии проповедуют универсальные ценности и претендуют на вселенское значение, однако сегодня они используются в основном в роли служанок современного национализма, будь то в Северной Корее, России, Иране или Израиле. И поэтому они ещё больше затрудняют преодоление национальных различий и поиски глобального ответа на угрозы ядерной войны, экологической катастрофы и разрушительных технологий.

Например, когда речь заходит о глобальном потеплении или распространении ядерного оружия, шиитские священнослужители предлагают иранцам смотреть на эти проблемы с узкой, иранской точки зрения; израильские раввины убеждают израильтян думать только о том, что хорошо для Израиля, а православные священники твердят, что русским нужно прежде всего заботиться об интересах России. Каждый народ считает себя богоизбранным и верит: всё, что хорошо для него, угодно Богу. Конечно, есть религиозные мыслители, которые отвергают крайний национализм и исповедуют более универсальные взгляды. К сожалению, в наше время они не обладают политическим влиянием.

Выходит, мы оказались в ловушке. Человечество стало единой цивилизацией, и решение таких проблем, как ядерная война, экологическая катастрофа и разрушительные технологии, возможно только на глобальном уровне. С другой стороны, национализм и религия по-прежнему разделяют человеческую цивилизацию на разные, нередко враждебные лагеря. Это противоречие между глобальным характером проблем и локальным характером идентичностей породило кризис, в который погружается величайший мультикультурный эксперимент в мире — Европейский союз. Построенный на обещании универсальных либеральных ценностей, ЕС балансирует на грани распада из-за трудностей интеграции и иммиграции.

9

Иммиграция

Некоторые культуры могут быть лучше других

Глобализация значительно смягчила культурные различия на нашей планете, но вместе с тем увеличила частоту прямых встреч жителей разных стран, вызывающих друг у друга раздражение. Между Англией англосаксонского периода и индийской империей Пала было гораздо больше различий, чем между современными Великобританией и Индией, но во времена короля Альфреда Великого самолёты авиакомпании British Airways не совершали прямых рейсов между Дели и Лондоном.

По мере того как всё больше людей