1661 - Дени Лепе

— Я хочу его видеть!

И тогда привратник открыл дверь в комнату, где лежал покойник.

Людовик застыл на месте. Он почувствовал огромное горе при виде неподвижного тела крестного. Как зачарованный смотрел он на постель, освещенную лишь зыбким пламенем свечей в расставленных вокруг подсвечниках. По щекам Людовика текли слезы. Сейчас он переживал самые яркие воспоминания своего детства, проведенного возле крестного. Он слышал голос с особенным выговором, который столькому его научил, и понимал, что отныне ему предстоит в одиночестве идти навстречу своей судьбе.

Стараясь не выдать душевной боли в присутствии окружающих, Людовик XIV простым жестом велел закрыть дверь.

* * *

— Господа, — торжественно объявил король, — сейчас время молитвы. И все же я просил господина Кольбера созвать присутствующих здесь государственных министров у себя в кабинете, куда я всех вас прошу пройти и где вам придется меня подождать.

Мишель Летелье, поняв, что Людовик XIV хочет побыть наедине с матерью, вышел из комнаты, увлекая за собой остальных.

— Сударыня, не желая утомлять вас государственными делами в такой горестный час, я решил ограничиться собранием одних только министров.

Ошеломленная этим заявлением, королева-мать не нашлась что ответить: ведь таким образом ее отстраняли от управления государством, и для нее это стало огромной неожиданностью. В эту минуту Анна Австрийская почувствовала себя одинокой и слабой. Разве после кончины Людовика XIII не она приняла на себя более тяжелое бремя власти, чем ей причиталось, особенно в лихие времена Фронды? Чем мог попрекнуть ее родной сын? — недоумевала она с тем большей досадой, что это заявление обрушилось на нее всего лишь спустя несколько часов после смерти ее милого друга.

Король даже не удосужился выслушать матушку. Он только поцеловал ее в лоб и вышел из комнаты. С досадой в сердце Анна Австрийская спешно направилась в свои покои.

— Я так и знала. Я так и думала, что он отплатит неблагодарностью и захочет показать свой нрав, — сетовала она, пока шла к себе.

Ускоряя шаг, чтобы быстрее пройти через сад, отделявший его дом от эспланады Венсенского замка, Никола Фуке не замечал дивного зрелища деревьев с ветвями, все еще покрытыми тончайшей корочкой инея. В тревоге он сжимал кулаки в карманах широкого плаща; зубы у него были стиснуты.

«Черт бы побрал этих тайных агентов и осведомителей, — думал он, — даже не удосужились меня предупредить, прохвосты. И все же почему никто не сообщил мне ни об этом совете, ни о приезде короля? Наверно, просто забыли», — пытался утешить себя он.

Однако от мрачного предчувствия теснило грудь.

* * *

— Сударыня, — с поклоном приветствовал суперинтендант королеву-мать, которая прохаживалась взад и вперед по просторной передней, ведущей в покои короля, — я только что узнал прискорбную весть.

Королева улыбнулась Фуке, обрадовавшись при виде хоть одного светлого лица в череде мрачных ликов этого скорбного утра.

— Здравствуйте, господин суперинтендант. Надеюсь, король соблаговолит вас позвать, — произнесла она каким-то странным тоном.

— Не думаю, государыня, ведь я пришел лишь затем, чтобы преклонить голову перед телом господина кардинала. И тут мне сказали, что король держит совет…

— Причем в узком составе, как вы, должно быть, поняли, глядя на меня.

* * *

В нескольких шагах от передней, в своем маленьком личном кабинете король, стоя у окна, пристально разглядывал вымощенный брусчаткой двор. У него за спиной Лионн, Сегье, Летелье и Кольбер молча выслушивали сухие фразы, которые он произносил отрывисто, с долгими паузами.

— О похоронах поговорим позднее. Что касается дел кардинала, условия завещания должны быть соблюдены в точности, но без излишней огласки. Господин Кольбер, вы займетесь архивом кардинала и потом передадите мне его опись, но только мне одному, и только в устной форме. Что касается правомочий, распределением которых занимался кардинал, то завтра в девять часов, на утреннем совете, — его созовете вы, господин канцлер, — я сообщу, что думаю по поводу новых преобразований, которым нам должно следовать.

С этими словами король резко повернулся к неподвижно стоявшим министрам и добавил:

— Благодарю вас. До завтра.

По-прежнему храня молчание, четверо государственных мужей глубоко поклонились и направились к выходу.

— Кольбер, прошу вас остаться еще на одно слово, — сказал король.

Сдерживая улыбку, Кольбер остановился и пропустил трех остальных участников совета, которые вышли один за другим, не глядя на него.

— Сир?

Людовик XIV сел и несколько смягчился.

— Мой крестный, да хранит Господь его душу, сказал мне, сударь, что я могу полностью вам доверять.

Жестом он пресек робкие попытки Кольбера возразить в ответ.

— Он рассказывал о ваших делах. О тех усилиях, которые вы предприняли, чтобы защитить нас от клеветников и мятежников. Знайте же, я никогда не забываю добро. И потому хочу, чтобы вы рассказали мне о своих опасениях, если таковые у вас есть, а заодно доложили в конфиденциальном порядке о ходе секретных дел, которыми вы занимаетесь. Крестного что-то сильно тревожило последнее время, особенно после пожара и гнусной истории с грабителями… Что-нибудь прояснилось? Насколько все серьезно?

— Не хотелось бы сгущать краски, сир, тем более что для этого пока нет серьезных оснований, — ответил Кольбер. — Однако опасность действительно существует, и не одна, к тому же иные люди, приближенные к власти, смеют тешить себя честолюбивыми помыслами, которые не могут не настораживать. Но позвольте мне продолжить этот разговор, когда мои подозрения подтвердятся и я буду располагать вескими доказательствами как об этих людях, так и об их деяниях. Я делаю все, что в моих силах, чтобы такие доказательства у меня появились.

— Хорошо. Надеюсь, должность интенданта, которую вы займете около суперинтенданта, о чем кардинал вас, наверно, уже уведомил, поможет вашему делу, — загадочно продолжал король.

Глаза Кольбера полыхнули радостью, когда он раскланивался в знак благодарности.

— Идите, у вас утомленный вид. Отдохните немного. В ближайшие недели мне понадобятся все ваши силы.

— Ваша слава, сир, не нуждается в чьей-либо поддержке, — мягко заметил Кольбер, пятясь и не переставая раскланиваться.

Проходя через дверь, человечек поднял глаза и увидел, как солнечный луч, пробившись сквозь оконное стекло, упал на волосы короля, озарив его гордый лик ярким ореолом.

Кольбер шел через анфиладу комнат, ведущую в другое крыло замка, где располагались покои кардинала, и сердце у него билось так сильно, что, казалось, готово было вырваться из груди. Погруженный в сладостные мечты, он не заметил Никола Фуке — тот задержался во дворе, после того как преклонил голову перед бренными останками Мазарини. Взглянув на проходившего мимо человечка в черном, суперинтендант почувствовал, как у него снова защемило под ложечкой.