Девушка с букетом - Татьяна Краснова

– Вредная ты, Варька, – сказал он вместо прощания. – Это характер от возраста портится. Вовремя я от тебя избавился! Ты бы меня в гроб свела, как Боголюбова! Чего глазищами сверкаешь? И этого не знала? Совсем одичала там в своей Чухломе! Или знать не хочешь? Главное – побольше мужиков нацеплять…

Варя молчала, не понимая, пьяный ли это бред, или она в самом деле чего-то не знает?

– Не знаешь! – восторжествовал бывший муж. – Зимой еще коньки отбросил! Операции какой-то не перенес! У меня жена – медсестра хирургическая! Ему переливание крови надо было делать! А он же у тебя этот… свидетель Иеговы! Им Иегова эти штуки запрещает! Отказался! И все! – Андреев, пробираясь между столиками, надул щеки и громко чпокнул. Оглянулся последний раз, с превосходством: – А на самом деле не Иегова виноват! Это ты у него всю кровь выпила! Всем только несчастья приносишь!

Варя не замечала любопытных взглядов и продолжала стоять с горящими щеками – среди липовых крылышек и сиреневых звездочек, шариков и флажков, улыбок и музыки.

Она вспоминала о Боголюбове попутно, походя и по большей части с досадой – а его уже не было! Надеялась, что он ей не встретится – и он больше не встретится, как по щучьему веленью… по ее хотенью. Словно Андреев прав и ее мысли материализовались!

Можно было сколько угодно повторять себе, что выпивший дурак наболтал ерунды и обращать на это внимание глупо, – но поздно. Весь волшебный сегодняшний день уже лопнул, как шарик, и она физически чувствовала, как его пустая шкурка повисла и готова упасть и превратиться в мусор.

– Ой, Варь, извини!

Журналистка Катя чуть не сбила ее с ног, длинные каштановые волосы хлестнули Варю по плечам и зацепились за незабудки на шляпке, которую она еще все держала в руках.

– Куда летишь? – машинально спросила Варя, осторожно освобождая густые пряди, в то время как сама Катя нетерпеливо и резко их дергала.

– Как куда! В Тучкове бомба! Колодец кто-то рыл, представляешь, или огород копал! Саперы из МЧС уже едут! Надо к ним успеть прицепиться! А я тут с тобой застряла…

– Бомба? Где-где? В Тучкове?

Варя первый раз ехала в открытом кузове грузовика, но не ощущала ни тряски, ни жесткого сиденья. Не видела угрюмых елей, двумя стенами зажимающих узкую дорогу, Катю и веселых эмчеэсовцев не слышала. Перед ней были папины глаза, растерянные и немного удивленные, такие же, как у нее, только увеличенные толстыми очками, с преувеличенной удивленностью.

Они смотрели и смотрели на нее, переливаясь, расплываясь, снова возникая. Мир, который еще недавно был чудесным гамаком, волшебной колыбелью, снова жестко поменялся и даже не был больше сдутым шариком, на который глядишь со стороны, – он перешел в другое измерение, где можно только застыть в немом ужасе, не ощущая ничего внешнего.

– Варь, да ведь известно только, что нашли снаряд… или бомбу, – успокаивала Катя Варю. – Она ведь не взорвалась! Ну что ты! Я уверена, что все обойдется! Вон какие бойцы с нами едут! Вернее, мы с ними… Да эти бомбы у нас до сих пор находят, каждый год! И ничего! Правда?

Саперы дружно подтвердили, что правда, что земля здесь просто нашпигована железом, которое со временем само лезет наружу, и их то и дело вызывают что-нибудь обезвреживать. Редкие земляные работы не преподносят сюрприза – дом ли кто возьмется строить или перестраивать, огород ли копать. Даже просто в лесу находят заодно с грибами мины, снаряды, патроны от крупнокалиберных пулеметов. Иногда они находятся в отличном состоянии, а иногда не представляют никакой опасности.

Но от всех этих подробностей, которые должны были Варю успокоить, она только вздрагивала. Удовольствие получали сами саперы да Катя, хватавшаяся то за блокнот, то за диктофон. Бойцы перед ней, само собой, красовались.

– А помнишь бабку, которая лет шестьдесят дверь погреба «небельверфером» подпирала? Ха-ха-ха! Это, девушки, немецкий снаряд системы минометного залпового огня… А помнишь, мужик огород под картошку пахал? Двенадцать противотанковых снарядов, калибр пятьдесят миллиметров, как новенькие! Мы их сутки выковыривали один за другим, а мужик страдал: когда же пахать, когда же сажать, когда ж вы уйдете, выходной пропадает…

Но байки Варю не забавляли, она на них просто не реагировала. Катя попыталась переключить ее мысли:

– А помнишь бабу Нюру, Веретенникову? Которая на новоселье пришла с иконой? Представляешь, до сих пор никого не нашли! Была одна версия – провалилась. Насчет любителей артефактов. Эти шустрые ребята как раз в соседнем районе запалились, так что, выходит, не они. Из милиционеров наших ничего не вытянешь, заладили – тайна следствия, а самим, по-моему, просто нечего сказать. – Но, перехватив безумный Варин взгляд, махнула рукой: – Ладно, извини, я просто хотела тебя отвлечь. Помнишь, ты сама просила: держи меня в курсе…

У Вари мелькнуло в голове, что кто-то вроде говорил все наоборот, что злодеев поймали, – но кто, когда, чья информация свежее… Папины глаза опять смотрели на нее доверчиво и часто-часто моргали, словно за что-то извинялись. А она даже насчет починки баяна ничего не узнала! До сих пор в коридоре стоит! Хотя могла бы у Гошки спросить! И вообще, приехав домой, меньше всего думала о папе, который копошится там где-то в своей пенсионерской жизни, схлопнувшейся до размеров огорода, – и пусть себе копошится… За столом вместе всего один раз посидели – прошлой ночью, чаю попили десять минут!

Но Варе представлялись не разговоры, которые могли бы у них быть, а почему-то сценки из детства – вроде выяснения отношений, которое она случайно застала, когда из школы отпустили пораньше. Родители при ней никогда не ссорились – это непедагогично, но без нее, оказывается, могли быть и недружными, и непедагогичными, и мама могла нападать с обвинениями, не давая отцу вставить ни слова в ответ. А папа и не пытался оправдываться – и Варя прекрасно знала, какое у него при этом лицо, хотя и не могла этого видеть из прихожей, – и эти его безучастность и слабость тоже были неправильными! Варе было двенадцать, она в последнее время и так стала какой-то плаксивой и взвинченной – а тут ей и вовсе захотелось не просто всплакнуть, а зареветь в голос и руками и ногами колотить, чтобы все испугались и сразу забыли, чего там наговорили друг другу. Но было понятно, что это бесполезно, все равно ничего не изменится.

И Варя, не обнаружив своего присутствия, шмыгнула в комнату к бабушке. Та сидела с книжкой в руках и, увидев Варю, сообщила радостно:

– А я, Варенька, слушала сейчас радио. Литературные чтения. Но не с начала включила, а там читали такой замечательный отрывок – и я все гадала, кто же автор, и все мне казалось, что Толстой – Лев Толстой. А что именно – слушаю и никак не пойму! Потом, как передача закончилась, пролистала собрание сочинений – и что бы ты думала? Правда Толстой – «Семейное счастие»! Вот читаю и не могу оторваться…

За стенкой происходит что-то ужасное, а она может сидеть и читать, возмутилась про себя Варя. Какого-то Толстого! Да как же это так! Не слышит, что ли, ничего, совсем глухая? Они все ненормальные, все! Все нечестно и неправильно! Варя почувствовала, что все-таки сейчас разрыдается, но из последних сил сдержалась и спросила ненатуральным и злым голосом: