"Тигры" в грязи. Воспоминания немецкого танкиста - Отто Кариус

По пути еще дальше в тыл мы подобрали вышедший из строя танк. Русские бипланы-«этажерки» ощутимо мешали нашему движению в тыл. (Замечательный лейтенант Фамула также пал жертвой одной из их бомб.)

Наконец мы достигли нашего района сосредоточения, заняли позицию там на случай контратаки русских. В то же самое время пехота вернулась на свои старые позиции. Фон Шиллер вместе с обер-фельдфебелем Дельцайтом оправились вперед, чтобы вернуть еще одну вышедшую из строя машину. Когда мы забирались в танк, осколок противотанкового снаряда угодил Дельцайту в мягкое место. Он дал выход своему негодованию потоком ругательств.

«Тигр», который мы оставили на дальнем краю рва, тоже пришлось взорвать на месте, потому что пехота не могла сдерживать натиск русских. Им пришлось отходить той же ночью. Вот как закончилась третья «операция Штрахвица». Мы не захватили ни пяди земли, а в ходе ее потеряли много солдат и танков.

Наши операции на северном участке Восточного фронта, особенно несколько последних вдоль Нарвы, не порадовали нас, несмотря на достигнутые успехи. Однако каждый из нас понимал, что наше присутствие крайне необходимо. Пехота сама по себе была слишком слаба для того, чтобы бороться с превосходящим противником. Нам приходилось укреплять фронт, становясь «стержнями в корсете». Одной лишь психологической поддержки, которую зачастую только мы могли обеспечить, было достаточно для того, чтобы удержать нашу «пехтуру» от прекращения сопротивления. К сожалению, потери, которые мы несли от непрямого огня, в результате слишком частых беспорядочных перемещений, были слишком велики. Проблемы поломок в заболоченной местности также возникали чаще обычного.

Подходящая для танка местность, где целая рота могла бы действовать, как боевое подразделение, попадалась редко в бездорожных районах севера. Из-за этого нам часто приходилось подменять собой пропавшее оборонительное вооружение.

«Дух бронетанковых войск есть дух кавалерии», — говорил один из бывших командиров роты. Он, как и многие танковые офицеры, пришел в танковые войска из кавалерии. Это сравнение очень верное и показывает, насколько действия в танках требуют пространства для маневра, которого никогда не было на упомянутом участке. Только атакуя и контратакуя, мы были в состоянии полностью использовать нашу маневренность и дальнобойность нашей 88-мм пушки. В северном секторе, где русские всегда нас избегали, мы могли лишь изредка нанести им серьезный урон. Но без нашего присутствия участок на Нарве вообще невозможно было бы удержать. Мы приложили все усилия для того, чтобы преодолеть трудности, связанные с условиями местности, и в процессе этого приблизились к пределу человеческих возможностей. Даже если мы часто ругались по поводу прозябания в болотистой местности, мы были горды, что пехота верила в нас и была в общем и целом нами довольна.

Заключительная «операция Штрахвица» была нашей прощальной гастролью на нарвском участке. Мы сосредоточились на нашей танковой базе в Силламяэ. Большинство танков находились в ремонте и должны были быть осмотрены в условиях мастерской. К счастью, русским, похоже, тоже требовался некоторый отдых, и в последующие несколько недель крупных сражений не было.

Время нашего пребывания на Нарве подходило к концу. В последних числах апреля рота получила приказ следовать за нашим батальоном в район Плескау. Плескау находится на пересечении дорог по магистрали Ленинград — Дюнабург (Даугавпилс — Polochanin72). Город расположен непосредственно к югу от озера Плескау (Псковского озера), которое тянется на север к озеру Пейпус. Из Силламяэ мы отправились на запад к своей базе снабжения. Даже без прямого вмешательства противника танк доставляет немалую головную боль. Наступил мерзкий период дождей и грязи, и даже дорога была едва проходима. Колесный транспорт утопал по оси в грязи, и мы опасались, что наши танки увязнут по самый корпус. У каждого «тигра» были на буксире один-два грузовика. Грузовики не могли двигаться вперед своим ходом. Грязь забивалась спереди в радиаторы. Если буксирный трос был достаточно прочен, он вытягивал переднюю ось грузовика вместе с колесами. Когда мы, наконец, прибыли на железнодорожную станцию, большинство машин можно было отдавать в ремонт. Большую их часть пришлось втягивать на буксире на грузовые платформы.

Мы предвкушали поездку на поезде. Мы могли вытянуться на соломе в вагонах для личного состава и, наконец, безмятежно поспать впервые за долгое время. Мы не предвидели никаких подъемов по тревоге во время поездки, поэтому воспользовались представившейся нам благоприятной возможностью, поскольку никто не знал, что ожидало нас в районе Плескау! Я, конечно, взял с собой нашу ротную собаку Хассо. Но когда проснулся на остановке, пес исчез. Судя по сообщениям солдат, он выпрыгнул из двигавшегося поезда, может быть, чтобы принести что-нибудь, выброшенное кем-то. Так что я потерял хорошего друга, по которому сильно скучал, даже несмотря на то, что он был четвероногим другом.

Батальон зарезервировал для нас деревню, где, как предполагалось, мы расквартируемся. Судя по всему, предполагалось, что мы насладимся несколькими неделями покоя. Я не осознавал этого до тех пор, пока новый командир майор Шванер не посетил меня вскоре после нашего прибытия. В то время мы его еще не знали. Он попросил меня составить график учений на следующие четыре недели. Это поручение не слишком понравилось. Я считал, что людям нужно было восстановить силы после долгих, трудных операций. Естественно, даже на отдыхе в тылу в течение дня нужно было выполнять предписываемые обязанности. Но у меня не хватало терпения слушать инструкции по артиллерийской стрельбе и им подобную чепуху, особенно когда среди нас не было зеленых новичков.

Поразительно, но отдых не пошел мне на пользу. Я убедился, что даже при самых благих намерениях есть пределы физическим возможностям человека. У меня начались приступы астмы, которые вскоре стали настолько жестокими, что приходилось останавливаться через каждый шаг. Батальонный врач доктор Шенбек ухаживал за мной. Мне был предписан постельный режим, не разрешено ни курить, ни употреблять алкоголь. Тот факт, что у меня и у самого отсутствовали оба эти желания, говорил, насколько плох я был. Но через неделю я достаточно поправился, для того чтобы снова выполнять задания по разведке подъездов к фронту. Мы должны были осматривать дороги и мосты в своем новом районе за линией фронта. Мы также должны были устанавливать контакты с войсками на их позициях, с тем чтобы освоиться с окружением на случай, если нам придется тут действовать.

За операции на нарвском участке 4 мая я был награжден Рыцарским крестом. В роте говорили, что я заболел исключительно из желания отстраниться от формирования батальона, которое планировалось на меня возложить. Так что награду мне принесли туда, где я остановился на постой. Ребята пили за мое здоровье, в то время как командир следил, чтобы я не употреблял вместе со всеми алкоголя. Все радовались вместе со мной. Товарищи знали, что я буду с ними, когда мы отправимся на нашу следующую операцию.